Тысячи раз повторяя «я тоже», одобрением подтверждая его слова любви, она заставляла себя верить, что любит его. Ей казалось, что любит… Но слова любви так и не сорвались с ее губ. Впервые, когда он признался ей в любви — это было в Ливерпуле — она обняла его со словами: «Я тоже». Но «тоже»— это не любовь. Это ширма, скрывающая истинные чувства, возможно, дружбу, симпатию. Мэт нравился ей с самого начала, но только сейчас она с уверенностью могла сказать, что это не любовь. Любовь— это когда одного взгляда хватает, чтобы затаить дыхание. Любовь— это нежное прикосновение к коже, вызывающее дрожь. Любовь — это улыбка в ожидании ответной улыбки. Любовь — это когда один поцелуй как тысячи разноцветных звезд. Любовь— это когда голос по-арабски произносит «Хайяти» и хочется слушать его бесконечно. Вот она — любовь! Яркая, восторженная, ради которой хочется жить и идти наперекор всем запретам и правилам.
Вирджиния улыбнулась и посмотрела на небо: бабушка говорила, что надо слушать сердце. И как же прекрасно слушать его!
Придя домой, она бросила сумку на полу в прихожей и прошла мимо ошарашенной матери, молча поднявшись к себе. Оливия проводила ее взглядом и перевела его на сумку… Бросила в прихожей! Когда-то она так же кидала чемодан после рейса. Подруга, с которой они делили квартиру, ругалась, но Оливии было все равно. Все мысли были только о капитане ее экипажа.
Даниэль уже звонил Мухаммеду и договорился о продлении рабочего контракта. Возможно, поднимется в небо, где приведет свои мысли в порядок, немного отвлечется… Но он не мог оставить Оливию одну на земле.
— Я побуду с мамой, — развеял его сомнения Крис. — Не хочется сейчас возвращаться в Аликанте, бередить живые раны. Пусть они зарастут.
Я полечу с вами в Дубай.
Голос жены отвлек Даниэля от разговора с сыном, он вышел в прихожую:
— Ливи, что случилось?
Она указала на брошенную на полу сумку:
— Что это?
Он пожал плечами, не понимая ее, но потом испуганно посмотрел в ее небесно-голубые глаза: она сошла с ума?
— Сумка.
— Я вижу. Почему наша дочь стала разбрасывать свои вещи?
— Наверно, она устала. А может быть, сумка очень тяжелая.
Оливия удивленно подняла брови:
— Нет, причина другая. Уж я то знаю, разбрасывание вещей в прихожей— это признак витания в облаках…
— Она пережила похороны, Ливи, какие облака? Через несколько месяцев свадьба, и они с Мэтом сами решили ее не переносить из-за траура. Возможно, Джини волнуется. Черт, это всего лишь сумка.
Действительно, сколько чести этой сумке! Сколько разговоров о ней.
Но дело не в сумке:
— Ты не заметил, что они с Саидом как-то очень сблизились?
— Ливи, ты что! — нахмурился Даниэль и тут же улыбнулся. — Вирджиния выходит замуж за Мэта, Саид женится на Дамире, дочери президента катарских авиалиний. Возможно, они просто сдружились, но наша дочь не сумасшедшая.
Оливия пожала плечами, уже не зная, что и думать. Она надеялась, что у Вирджинии достаточно здравого смысла, чтобы не связываться с арабом.
— Просто за пять лет, которые Джини встречалась с Мэтом, она впервые бросила сумку на пол и прошла мимо меня молча…
— Тяжелый жизненный период…
— Вот это меня и настораживает!
— Значит, поговори с ней. Если хочешь, это могу сделать я. Но что я скажу? Посоветовать ей не бросать сумку на пол, потому что это тебя настораживает?
Мужчины… Они не умеют связывать одно с другим. Они судят по фактам: бросила сумку — значит, устала! Женщины… из-за одной брошенной сумки напридумывают целый сериал и не будут спать ночами.
— Я сама поговорю с ней, но это надо сделать без напора, хитростью.
Даниэль кивнул. Хитрость— это метод Оливии Паркер, в ее характере.
Его это даже позабавило и обрадовало: жена отвлеклась и оживилась.
Вечером они всей семьей ужинали в большой комнате. Первый ужин без слез, без подавленных взглядов, не в тишине, а за разговорами.
Бурно обсуждали отъезд в Дубай. Смена обстановки сейчас была нужна всем.
— Скоро будет праздник в авиакомпании, — подмигнул Арчер Кристиану. — Жаль, что ты не имеешь к ней никакого отношения.
— В честь чего? — насторожилась Вирджиния.
Никто не заметил взгляда Оливии, брошенного на дочь. Она старалась не показывать свое внимание, наблюдала за Джини исподтишка. До этого момента не было в разговоре ничего, что так бы оживило Джини. Хвала Арчеру, он всегда говорит в нужный момент.
— Помолвки Саида и сотрудничества с Катаром. Но на празднике не будет женщин.
Вирджиния опустила вилку на тарелку: есть резко перехотелось. А чего она хотела? От того, что она в своей голове разложила все по полочкам и пришла к выводу, что должна рыдать, ничего не изменится. Роль Саида в авиакомпании слишком велика, чтобы он изменил решение. Это горе — любить его. Можно провести всю жизнь с желанием быть рядом, но не быть.
— Джини — пилот, — произнес Даниэль. — Ее не пустят?
— Она женщина, получается, что нет, — пожал плечами Джек, — а с другой стороны, кто заметит?