Одно небо

Лучи солнечного света давно стучались в ее спальню и никак не могли пробиться сквозь плотные шторы. Мэгги спала, легко дыша утренней розовой нежностью. Но вот ее ресницы дрогнули, глаза распахнулись. Она улыбнулась. Мгновения пробуждения, когда из мира грез возвращаешься к реальности, самые счастливые. Начало нового дня, солнце за окном вселяют чувство неограниченных возможностей, свободы, жизни, ты можешь все на свете, в предвкушение неведомого, прекрасного, ты можешь побыть собой. Поэтому Мэгги улыбнулась. Но проходят секунды, эта невесомость улетучивается, и ты окончательно возвращаешься к реальности, начинаешь вспоминать какой сегодня день, вспоминаешь кто ты в этом мире и все вытекающие отсюда последствия, что нужно сделать, можно ли еще полежать или нужно вскакивать, опять погружаясь в суету. В этом мире Мэгги была миссис Томпсон, а потому она протянула руку и с облегченье поняла, что его нет рядом.

В дверь постучали.

– Войдите.

– Добро утро, мисс Мэгги, – сказала горничная.

– Доброе, Мэри.

Служанка распахнула шторы, позволив, наконец, свету ворваться в комнату.

– Мистер Томпсон дома?

– Нет, мисс, он уехал и просил передать, что будет около двух.

– А Джейн не приехала?

– Еще нет.

Девушка поставила поднос с завтраком для Мэгги на столик.

– Повар спрашивает, что лучше подать сегодня вечером на десерт.

– Разве кто-то приглашен?

– Мистер О,Генри приглашен на семь.

– О,Генри, кто такой О,Генри? Я знаю только одного О,Генри, сенатора Николаса.

– Скорее всего, это не он, мисс.

– Почему ты так думаешь?

– Я слышала, как милорд отправлял приглашения, их было два одно мистеру О,Генри, другое мистеру МакКалестеру и тогда милорд сказал, что они лучшие друзья.

Мэгги поняла, что в лице Мэри будет знать все новости в этом доме. И поняла также, что Том нравиться служанке, она запнулась, произнося его фамилию. Впрочем, кому не нравился этот несносный Дон Жуан. Но все же, спросила для формы.

– Ты имеешь в виду Эрика Маккалестера?

– Нет, мисс, я говорила о младшем, Томасе, вашем друге, – слегка покраснев, ответила Мэри.

– Близкий друг Тома, которого я не знаю, – сама с собой говорила Мэгги, – кто бы это мог быть?

Служанка собиралась уходить, но она задержала ее.

– А как имя этого загадочного джентльмена, не знаешь, Мэри?

– Не знаю, вернее я забыла.

Мэри уже взялась за ручку двери, но остановилась: «Я вспомнила, мисс, его зовут Майкл».

Мэгги выронила ложечку, которой мешала кофе.

– Спасибо, Мэри, иди.

Мэгги сидела на постели, тяжело дыша, губы дрожали. Боль разрывала сердце, но не могла вырваться наружу, иначе она кричала бы и рыдала, разнесла в клочья комнату, разбила бы вазы, разорвала подушки, все, что смогла, уничтожила бы. Но этим бы не успокоилась, нужно было что-нибудь сделать с собой, чтобы боль тела, хоть на время отвлекла душу, порезать руку, прыгнуть в ледяную воду, она даже не знала, но только чем-нибудь, как-нибудь на минуту, на секунду, только заглушить ее, потому что она невыносима.

Резко повернувшись, она уткнулась в подушку, и сколько могла сдержать звук эта преграда, плакала. «Почему, зачем так несправедливо?! Ей и так больно! Зачем сильнее, зачем видеть его, зачем приводить его в ее ад и насмехаться над ее мечтами, что он мог бы увести ее отсюда. НЕТ!!! Из ада выйти нельзя, а она сама добровольно заточила себя в него, с улыбкой надела цепи. Смотреть на него и знать, будь я не так труслива, все могло быть по-другому! Почему ты не был ангелом, призраком, показавшимся мне тогда, зачем ты реален, зачем ты будешь ходить рядом, и я никогда не смогу сказать тебе всего, никогда не прикоснусь к тебе, никогда, никогда, никогда……»

Через час Мэгги немного успокоилась, тело было измождено и, не имея больше сил биться, она лежала на постели.

Ветерок приподнял штору, Мэгги проследила за ним взглядом и наткнулась на небо за окном, безумно голубое небо, взор тонул в этом святом, бесконечном пространстве. Чувство захватывающей свободы, свежей, благодатной, желанной, любимой, не сказать словами, не сказать! Сердце открывается и не может надышаться, насмотреться на него. Нежное тепло разливается по телу, даже не разливается, а наполняет, тонешь в нем.

Это твое раскаянье, которое приняли, это молитва, это любящая улыбка Бога и ты возвращаешься на землю чистым, умиротворенным, желание жить и лететь, в двух шагах от Бога и рая, жизнь, настоящая жизнь. Понимаешь жизнь по-новому, все становится другим, не хочется отрывать глаз и погружаться в земную суету. Небо – это все! Только оно принесло ей успокоение. «Пока ты со мной, я буду жить!»

Мэгги встала и распахнула окно.

Джеральд приехал, как и обещал, в два, веселый и даже счастливый.

– Я сейчас летел домой и думал, – стоя в дверном проеме, сказал он, – что еще никогда не хотел так быстро вернуться! А все потому, что здесь ты! Я думал: войду в залитую светом гостиную и увижу тебя, твои волосы в солнечных лучах будут невесомо-нежными белыми и золотистыми лучиками. Ангел мой, как я люблю тебя!»