Галдин выключил телефон, услышал сзади какой-то скрежет и поскуливание Султана. Он обернулся и увидел, что Дуневич попробовал сам выехать из дома. Пес пытался остановить его, явно предчувствовал нехорошую развязку этой затеи. Коляска свалилась бы с крыльца, если бы колесо не попало в щель у косяка.
— С ума сошел? — воскликнул Галдин и бросился к товарищу.
— Да вот попробовал сам, — виновато проговорил Вячеслав.
— Сам. А не подумал, что свалился бы с кресла и ударился бы своей дурной башкой о ступени или об землю?
— Рассчитывал потихоньку спуститься.
— Ты вот что. Дай слово, что больше никогда не повторишь подобной попытки. Или я прикажу Султану не выпускать тебя даже в сени. Поверь мне, он так и сделает.
— Слово.
— Ладно. Давай-ка я тебя выкачу. — Галдин спустил коляску с инвалидом на помятую траву.
Вячеслав закурил и сказал:
— Тошно мне, Вадим!
— Не налью. Только вечером перед ужином пятьдесят капель.
— Да не о том я. Не хочу водку. Тошно мне от бессилия. Вот ты что-то делаешь, участковый тоже вовсю суетится. Вы хотите вытащить из поганых лап Сухобокова мою сестру. А я сиднем сижу на этом проклятом кресле.
— Лучше было бы, если бы ты лежал недвижимый, полностью парализованный?
— Нет, конечно. Звонил кому?
— Товарищу по отряду. Мне нужен напарник.
— Товарищ твой тоже в отпуске?
— Да. Но что-то там у него не пошло. Он с радостью согласился помочь мне и уже сегодня должен подъехать. Я хотел у тебя узнать, его «Хендай» по лесной дороге пройдет?
— Если снова дождь не вдарит.
— А тот, который был, не затопил дорогу?
— Черт его знает. Вообще-то, в лесу вода быстро впитывается, но сесть машина может. Это еще и от водителя зависит.
— Ладно, если что, я вытащу.
Тут телефон Галдина сработал сигналом вызова.
— Да.
— Это участковый. Извини, раньше говорить не мог.
— Был на докладе?
— И на докладе, и на смотринах.
— Вчера не получилось?
— Подъехал к поместью, Гвоздя нет, прождал два часа без толку, оставил тачку и пошел к себе. В сарае отыскал крышку трамблера, кое-как починил свой «УАЗ». Гвоздь же заявился уже на хату поздно вечером. Пьяный. Только и спросил, есть ли результат поездки в Чернуху. Я начал отвечать, он махнул рукой. Мол, все завтра. Ушел, а в семь утра вновь появился у меня. Дескать, едем в поместье. Поехали. По дороге я рассказал ему о визите к вам. Изложил все так, как мы и договаривались.
— Поверил он? — спросил Галдин.
— Его не поймешь, но вроде да. Сказал, пусть, мол, сидят в Чернухе, чтобы греха лишнего на душу не брать. Потребовал письменный отчет.
— Он же бывший участковый, а у вас бумаг больше, чем в любой бухгалтерии.
— Это точно. Вот сейчас собираюсь составить отчет.
— Ты в поместье был?
— Да, но ты не перебивай, а то скачем с места на место. В общем, подъехали к поместью. Охранник на КПП или в сторожке, называй как угодно, узнал машину и Гвоздя, открыл ворота. Въехали внутрь. Ты не представляешь, какая там роскошь.
— Меня не роскошь интересует, а план поместья.
— С этим нормально. Что увидел, все запомнил. Будет тебе план.
— Хорошо, что дальше?
— А дальше нас хмырь какой-то встречал у парадного входа в гостевой дом. Это был помощник Сухобокова, Лазунин Виктор Ярославович, молодой, лет двадцати семи. Видно, что человек образованный, а манеры лакейские.
— Так он и есть лакей. Там, в поместье, все сплошь шестерки Сухобокова.
— Провел он нас на второй этаж, в холл, оттуда в приемную. Там молодая, очень даже симпатичная блондинка. Костюм строгий, а глаза шлюхи. Она доложила боссу о нашем приходе и пустила нас к нему. Сухобоков сидел в кресле за столом. Глаза пронзительные, черные. Уставился на меня так, что мне даже не по себе как-то стало, потом указал на кресла. Присели. «Что, государство мало платит?» — спросил он. «Мало, — отвечаю. — Но дело не только в этом. Оно гнобит меня как может. А я работать хочу и, естественно, зарабатывать». Он усмехнулся и осведомился: «Какую зарплату ты считаешь хорошей?» «Тысяч пятьдесят, никак не меньше», сказал я. Он усмехнулся, потом опять вонзил в меня взгляд. Тут появился помощник, кивнул и вышел.
— Это они тебя на предмет прослушки проверяли, — сказал Галдин.