Одно сплошное Карузо (сборник)

Коллективное сознание сегодня, увы, проявляется не только столь жалким мафиозным способом, как упомянутый выше, но и в более развернутом, едва ли не академическом виде. Рухнув на Востоке, оно в который уже раз возрождается на Западе, коммерчески в книжных магазинах и на киностудиях, интеллектуально – в последних прибежищах свободного духа, университетских кампусах. Изыскания идеологизированных ученых подводят общество к грани нового тоталитаризма. Теории так называемых «деэлитизации» и «деконструкции» по сути дела утверждают низкий середняковский уровень искусства, активно подрубают все, что так или иначе вносит разнообразие в пейзаж. Странным образом эта академическая доктрина играет на руку халтурщикам, заполняющим книжные полки драгсторов[327]. Трудно не задаться вопросом, почему независимые умы, эти предположительно кораблики индивидуализма столь охотно швартуются к железно-бетонному блоку стереотипа. Может быть, я не ошибусь, сказав, что мы все, члены академической и литературной общин Запада, включая и отщепенцев Востока, так или иначе были затронуты странным феноменом «левой цензуры», основанной на пресловутом принципе «политической правильности». Что касается распространившихся сейчас теорий антивестернизма, мультикультурализма, сексизма и афроцентризма, то они парадоксальным образом вызывают у меня в памяти кампанию борьбы с космополитизмом, проводившуюся сталинскими аппаратчиками в конце сороковых, начале пятидесятых годов.

Все достижения западной цивилизации тогда приписывались России. Даже инструменты в хирургических клиниках получили новые, русские наименования. Были открыты русские открыватели законов всемирного тяготения, паровой машины, электричества, радио, воздухоплавания и так далее. Интеллигенты тогда шутили, что вскоре Россию объявят «родиной слонов». Проводя прямую параллель, можно предположить, что и Африку скоро назовут «родиной белых медведей». Как тут не вспомнить прерогативу нашего старого жупела, социалистического реализма: «Писать следует так, чтобы способствовать прогрессу!»

Нам, старым «русским мальчикам», с нашими так любовно взлелеянными в зоне анархическими рефлексами, трудно поддаваться на все эти приманки, ведь мы склонны не верить даже телевизионным рекламам Макдональда.

Гармонии, очевидно, не будет никогда. Личность всегда будет расшибать нос в логических тупиках и с визгом бросаться за примочкой в аптеку, где и все общество стоит за примочками к носу. Абзацем выше, желая сказать «я», я произнес «мы». Кто-то из «них», то ли Маркс, то ли Ленин, сказал, что человек – это «общественное животное». Но мы не животные, сукин сын! Мы осчастливлены или обесчещены даром творчества. Пережив развал одного коллективного сознания, мы, битые шкуры… простите, я опять ищу свою мафию… итак, я, битая шкура, с подозрением взираю на рост нового коллективного сознания. Губительно оно или пользительно? Можно ли его предотвратить и нужно ли предотвращать? Возможен ли такой парадокс, как общество индивидуальностей?

Плохие диагносты, мы прежде всего не можем определить подлинное происхождение своей сути, своего ядра, не можем угадать пропорций ангельского и демонического. Столь же поверхностны мы и как терапевты, ибо нам непосильна даже такая задача, как соотношение личности и общества, а ведь мы догадываемся, что это всего лишь один небольшой тупик из множества других, еще более мучительных. И только лишь условившись дать себе поблажку, мы можем сказать несколько более или менее определенных вещей.

Коллективное сознание может быть благотворным для большого бизнеса, политического (коммунизм) или коммерческого (книжная торговля), однако оно губительно для малого бизнеса, которое называется «творчеством». В этом скромном и уединенном деле человеку, кем бы он ни был, поэтом или владельцем бакалейной лавки, приходится апеллировать к своей сути, жаждать экстремальной индивидуалистической акции, именуемой вдохновением, взрыва личной свободы.

Трехдневная августовская духовная революция в России была не чем иным, как чудом массового индивидуализма, ибо каждый из многомиллионных масс в эти дни должен был принять свое личное решение, юноша ли с трехцветным флагом на баррикадах, танкист ли внутри своего бронированного чудовища, пенсионер ли в толпе, прикрывавшей собой Российский парламент, то есть противостоящий почти неминуемому избиению. И вот произошло немыслимое соединение единоличных творческих актов в общий творческий акт, опьянение свободой.

Подобные чудеса, однако, – это исключительная историческая редкость, а в обычном поступательном движении современной суперцивилизации все чаще возникает вопрос: нужна ли кому-нибудь твоя или чья-нибудь еще творческая суть?