Одного человека достаточно

– Мой брат…

– Твой брат.

Она кивает. Ждет.

Становится очень тихо.

Два слова, Жюльетта.

– Он приедет, – заканчиваю я.

– И при чем тут ваша скамейка?

Ее лицо озаряется.

– А, ты хочешь, чтобы она была в порядке, когда твой брат появится.

Я киваю.

– Но тебе ни в коем случае нельзя отходить от окна. Вот повезло, я просто обожаю мыть скамейки.

Одним движением она заматывает волосы резинкой.

– Только покажи, где у тебя всякие средства.

Она отмывает скамейку целый час и ни разу не смотрит вверх.

На следующий день возвращается. С лаком. И партитурами.

– Если мне тут кто-то и может помочь, то это ты.

Помочь?

– Aider. Help. Hilfen. Ты что, не хочешь мне помогать?

Ну и что мне на это сказать, Луи?

Советы

Уважаемый гонщик.

Я долго думал над тем, как начать мою колонку. Просто постарайся как следует, говорит Этьен, поэтому я начал красиво. Уважаемый гонщик. Доброе начало – половина дела, в гонках особенно. Собираешься с силами и жмешь на педали. И полностью забываешь про тормоза. Поэтому я беру карандаш и позволяю ему писать свободно, пока страница не заполняется целиком. Потом пересчитываю слова и сокращаю до пятисот. Гордый, как павлин, отсылаю текст, а на следующий день они тут как тут со своей критикой. Не надо так сильно стараться, говорят. Может быть, они мне заодно объяснят, как можно стараться вполсилы? Поговори со своими гонщиками, не забывай, что ты их знаешь. Для начала, напиши лучше «дорогой». Слово «уважаемый» используют всякие господа в деловых костюмах, если ты, конечно, не обращаешься так к своим гостям в баре, что довольно трудно представить. Но мы и в гонках ничего не смыслим, говорят, оттого так ценим твои советы. Ты станешь настоящим хитом. Хитом? Я?! И не переживай, если мы кое-что подправим, говорят, мы это всегда делаем. Совершенства не существует. Я просто кивал в ответ. Хотя и знал, что совершенство очень даже существует. Раз гонщик может проехать идеальную гонку, то и писатель может написать совершенную книгу. Они так говорят оттого, что мне ее никогда не написать, эту совершенную книгу. Но я молчу. Я стану хитом, как они сказали, видимо, этого достаточно. Я возьму записи Луи, соберу из них советы, напишу кусок статьи и отправлю его. И буду их отправлять до самого начала гонки, вот только я пообещал пигалице написать и про нее.

Ты что, забыл, спрашивает она меня сегодня утром. Вот же наглая! Она же слышит, как Этьен вздыхает и ноет, что я до сих пор ничего не написал? Ему бы придержать язык при ней. Попробуй-ка тут постарайся как следует, когда тебе только и говорят, что ничего не выйдет.

– Нет, не забыл, – отвечаю я.

– Но ты сомневаешься, – говорит она.

Видимо, по мне заметно. Настолько заметно, что она меняется в лице и начитает причитать. Ничего не выйдет, ни сегодня, ни завтра, а на гонке тем более.

А я стою, словно воды в рот набрал, хотя и знаю, что нужно что-то сказать. Но тут, к моему удивлению, она разворачивается и убегает наверх. И десяти минут не проходит, как я слышу, что она начала упражняться. Вот это я уважаю. Пигалица или нет, но я дал обещание. Что же мне остается? Я беру бумагу и ручку и приступаю.

Дорогой гонщик, касательно того трагического инцидента в прошлом году. Не так, Вилфрид, не так! А то на старте вообще никого не будет, кроме пары человек, которым жизнь не мила. Заново, пободрее. Итак.

Дорогой гонщик, как ты знаешь, мы устраиваем праздник в честь Луи.

Мою статью будет читать целый регион, не каждый ведь знает, кто такой Луи. Мой друг Луи.

Понимающий. Мудрый.

Мудрый. Вот это хорошо сказано. Ведь так оно и есть. Только представьте, вы – один из наших молодых гостей, вам двадцать лет, и вы никогда не участвовали в велогонке. Только услышав слово «пелотон», вы уже готовы обмочиться от радости. И тут появляется человек, который говорит, что вам нечего бояться. Неудивительно, что они ловили каждое его слово.

Надо ехать так, словно планируешь победить.

Почему, спросил я его.

Если будешь настроен на поражение, то вообще никуда не доедешь, был его ответ.

Вложи всего себя. Иначе никогда не узнаешь, насколько ты силен на самом деле.

Не нужно было ничего больше говорить, чтобы они ездили как бешеные. Я до сих пор ни слова не написал о пигалице. Но сперва отступ перед абзацем.

Что до того трагического инцидента в прошлом году.

Не используй слишком много французских слов, сказали мне еще ребята из газеты. Вы что, читателей за детей малых держите, ответил я. Иначе ведь никак не написать.