Одного поля ягода

— Я все никак не мог поговорить с вами начистоту, мистер Хэдстон, да и сегодня меня задело, когда вы первый о ней начали. А вдруг и на самом деле, если я оправдаю ваши надежды и выйду в люди, она… не то что опозорит меня — тут ничего позорного нет… Но вдруг о ней узнают?.. Не придется ли мне краснеть за сестру, хотя я от нее ничего кроме добра не видел?

— Да-а, — машинально протянул Брэдли Хэдстон, потому что мысли его были заняты совсем другим. — Надо подумать вот о чем. Что если найдется человек, пробивший себе дорогу в жизни, — человек, которому понравится… твоя сестра… и который со временем даже захочет жениться на… твоей сестре… Вообрази, как прискорбно и как тяжело ему будет, если, презрев неравенство положения и другие препятствия, он почувствует все же, что неравенство между ними осталось в полной силе.

— Вот и я так думаю, сэр.

— Да, да, — продолжал Брэдли Хэдстон, — но ты брат. А я имею в виду более серьезный и более сложный вопрос, потому что жених, супруг свяжет себя с ней по доброй воле и, кроме того, будет вынужден объявить об этом во всеуслышание, чего брат может избежать. Ведь в конце концов ты не волен в таком родстве, а про супруга скажут: что ж, вольному воля.

— Вы правы, сэр. После смерти отца Лиззи сама себе хозяйка, и я теперь часто думаю, что такая девушка может подготовиться за самое короткое время. А иной раз мне даже приходило в голову… если попросить мисс Пичер…

— Для этих целей я не стал бы рекомендовать мисс Пичер, — не дал ему договорить Брэдли Хэдстон, и в голосе его послышались прежние, весьма решительные нотки.

— Может, вы будете так добры и сами об этом подумаете, мистер Хэдстон?

— Да, Хэксем, да. Я подумаю. Хорошенько подумаю. Непременно подумаю.

С этой минуты они не обмолвились почти ни словом и вскоре подошли к зданию школы. В одном из маленьких окошек мисс Пичер, похожем на игольное ушко, горела свеча, и в уголке около окошка, глядя на улицу, сидела Мэри-Энн, а мисс Пичер прострачивала за столом аккуратно скроенное по выкройке платье, которому предстояло облечь ее формы. Нотабене: ни сама мисс Пичер, ни ученицы мисс Пичер не встречали особого поощрения со стороны властей в столь ненаучном занятии, как рукоделие.

Не отводя глаз от улицы, Мэри-Энн подняла руку.

— Да, Мэри-Энн?

— Мистер Хэдстон вернулся, сударыня.

Через минуту Мэри-Энн снова подняла руку.

— Да, Мэри-Энн?

— Вошел в дом и запер за собой дверь, сударыня.

Мисс Пичер подавила вздох и, складывая работу, так как пора было идти спать, вонзила в ту часть корсажа, которая пришлась бы как раз над ее сердцем, острую-преострую иглу.

ГЛАВА II Все еще о педагогике

Хозяйка дома, она же кукольная швея и поставщица нарядных перочисток и подушечек для булавок, сидела в своем чудном низеньком кресле, напевая в темноте, до самого возвращения Лиззи. Хозяйка этого дома заслужила столь высокое звание еще в самом нежном возрасте, потому что она была единственным положительным человеком в этом доме.

— Ну-с, Лиззи-Миззи-Виззи, — сказала она, прерывая пение, — какие там новости на воле?

— А какие новости тут, в четырех стенах? — в свою очередь спросила Лиззи, с улыбкой поглаживая густые золотистые волосы кукольной швеи.

— Сейчас посмотрим, как сказал слепец. Ну-с, последние новости таковы, что я не собираюсь замуж за твоего братца.

— Неужели?

— Ни в коем случае! — Головка и подбородок пришли в движение. — Не нравится мне этот мальчишка.

— А учитель?

— Сердце учителя уже занято.

Лиззи аккуратно разобрала длинные локоны на сутулых плечах девочки, потом зажгла свечу. Ее огонек озарил маленькую комнату — бедную, но чистенькую и прибранную. Лиззи поставила подсвечник на каминную полку, чтобы свет не резал глаза кукольной швее, распахнула настежь обе двери — в комнату и на улицу, и подвинула низенькое креслице вместе с девочкой ближе к свежему воздуху. Так уж у них было принято кончать рабочий день в жаркую погоду, а сегодня вечер как раз выдался особенно душный. В довершение всего этого Лиззи сама села на стул рядом с низеньким креслом и бережно продела себе под локоть украдкой протянувшуюся к ней худенькую руку.

— Вот эти минуты для твоей Дженни Рен лучшие за весь день, — сказала хозяйка дома. На самом деле ее звали Фанни Кливер, но она предпочитала величать себя мисс Дженни Рен.

— Я сегодня все думала за работой, — продолжала Дженни. — Вот было бы славно, если бы ты так и осталась при мне до самого моего замужества или хотя бы до тех пор, пока за мной не начнут ухаживать. Потому что как только за мной кто-нибудь начнет ухаживать, я поручу ему многое из того, что ты теперь делаешь. Правда, он не сумеет причесывать меня так, как ты, или водить по лестнице так, как ты, и вообще, где ему с тобой сравняться! Но пусть этот увалень хоть носит мне работу на дом и принимает заказы. Я не дам ему сидеть сложа руки. Он у меня побегает!

Дженни Рен одолевали суетные мечты — к счастью для нее самой, — и ни о чем другом не фантазировала она с таким жаром, как о всевозможных мучениях и пытках, которые со временем должны были выпасть на ею долю,