- Она, скорее всего, еще спит.
- Лажабока.
- Ты хотела сказать лежебока, да?
- М? А, да. Зубной протез неудачно вставила сегодня. Эта девчонка совсем заспалась.
Джатс закончила наводить красоту на торт.
- Она работает по ночам. Говорит, это единственное время, когда ей удается побыть в тишине и покое.
- Скажи, пусть обустроится на кладбище. Там тишины хоть отбавляй, - Луиза рассмеялась собственной шутке.
- Ты завтракала?
- Выпила две чашки кофе, как обычно, и сбегала в туалет. А что? Ты хочешь угостить меня пирогом?
- Конечно, если ты хочешь.
- Не хочу. А что у тебя еще есть?
- Скоро Никель проснется. Она обычно всегда встает в такое время. Думаю, сделаю ей яишенку.
- Давай в хлебушке?
- Ну давай. Ты сколько одолеешь?
- Два. Только не пережарь, а то мне жевать нечем, - Луиза почесала пса за ушком. - Знаешь, что я тут подумала, пока к тебе ехала?
- А ну, удиви меня.
- Помнишь тот раз, когда мы с тобой поругались из-за приехавшего в город певца из Балтимора?
- Господи, да. Как давно это было!
- Ты хотела пойти с Орри и со мной, а мы не хотели тебя брать.
- Ну, разве это не я прокралась в церковь Сент Лу и стырила облатки для причастия?
- Конечно, ты! И скормила облатки птицам. Я была в ужасе, - Луиза рассмеялась. - Я думала, Господь разразит тебя ударом молнии прямо на том же самом месте. А когда он этого не сделал, я была очень разочарована.
- Птички тоже нуждаются в спасении, - Джатс задорно усмехнулась и стала подогревать кофе.
- Оглядываясь назад, можно сказать, что это были славные времена.
- Помнишь, как мама говорила? "Встречай неприятности с улыбкой. Неприятности пройдут, а улыбка останется”, - Джатс отворила буфет и вытащила две чашки, на которых были нарисованы вишенки.
- Кажется, теперь того веселья нам не видать.
Генри Киссинджер спрыгнул с колен Луизы.
- За себя говори, - ответила Джатс.
- У тебя есть Никель, а это все меняет. Даже когда она ведет себя отвратительно, с ней весело. Сызмальства у нее этот талант, - в голосе Луизы зазвучали знакомые жалобные нотки. - Теперь, когда Перли умер, и Господь призвал Мери к себе на небеса в пятьдесят пятом... - она глубоко вздохнула, - а потом и Мейзи в семьдесят восьмом... Никогда не думала я, что переживу собственных детей.
- Не заводи старую шарманку, Луиза. Иначе доведешь себя до слез. Вот, положи сливок себе в кофе. Сливки самые настоящие, попробуй.
Луиза сделала вид, что превозмогает страдания, добавила сливки в кофе, потом надолго замерла, напряженно сжимая чашку обеими руками, чтобы почувствовать себя настоящей мученицей, и отпила глоточек.
- Сливки? Ты что-то празднуешь?
- Еще бы, - Джатс закружилась по кухне, вытаскивая хлеб, масло, сковороду, кастрюльку и крупные яйца в рыжей скорлупе.
- Что?
- Жизнь!
Последовал еще один вздох.
- Ох, а я думала, что-то особенное.
- Тебе бы плакальщицей работать, Лисси. У меня нет времени нюни разводить.
- Ты потеряла всего-навсего мужа. Это не то же самое, что потерять ребенка. Хотя о чем это я? Тебе не понять, Никель ведь тебе не родная.
- Пасть закрой, кишки простудишь, - безучастно проговорила Джулия.
Пара ног прошлепала в ванную. Дверь закрылась. Сестры услышали, как побежала вода. Джатс оживилась и поставила греться воду, чтобы заварить для Никель чай. Ее девочка на дух не переносила кофе.
И, раз уж ребеночек проснулся, Джатс включила радио и стала двигаться в такт музыке.
Луиза проверила, плотно ли прикрыта дверь ванной. Шум воды убедил ее в том, что Никель ничего не услышит.
- Джатс, а ты видела хоть что-то из того, что она сделала в этот приезд?
- Это ты о чем?
- Ну о том, что она написала, понимаешь?
- Я в ее вещах не ковыряюсь. Почем мне знать, может, она и не пишет вовсе, а чертиков малюет?
- Так иди, посмотри!
- Нет.
- Я пойду с тобой.
- Это неправильно... - но Джатс одолело любопытство.
- Да она в душе! Давай живее! Мы только глянем быстренько.
- Ну... - Джатс вытерла руки кухонным полотенцем и подошла к двери ванной. - Ты голову мыть будешь, солнышко?
- Да!
- Хорошо. Я просто спросила, чтобы чай тебе не заваривать раньше времени.
- Спасибо, мам!
Джулия махнула сестре, и они на цыпочках прокрались в старую спальню Никель, где все оставалось по-прежнему с тех самых пор, как ей исполнилось семнадцать, и она уехала из дома.
Старушки подскочили к небольшому деревянному столу, и Джулия начала рыться в бумагах.
- Нашла что-нибудь про меня? - волновалась Луиза.
- Нет. Все, что я вижу - это всякая чепуха о Раннимиде.
- Дай сюда! - Луиза выхватила бумаги у нее из рук.
Джулия Эллен потянула их назад.
- Она моя дочка! Я должна смотреть первой!
Дверь ванной приоткрылась, и обе старушки замерли на месте.
- Мама, я расческу свою забыла. Мам, ты где?
- Я-а... я здесь, солнышко! Я иду! - Джулия подскочила к бюро, схватила расческу и припустила по коридору. - Вот, держи!
- Спасибо! - дверь закрылась.
Джатс вернулась и обнаружила Луизу, с трудом пытающуюся разобрать неразборчивый почерк Никель.