Одной дорогой

К счастью, ей по пути попался Сигвальд, который так же сосредоточенно направлялся куда-то.

— Ты видел его? — с тревогой спросила его Асель, которая уже давно не видела ничего, кроме спин жизнерадостных горожан и приезжих и вообще не была уверена, что не сбилась с курса.

— Только со спины, он пошел в ту сторону, — отвечал Сигвальд.

— Давай, жми за ним!

И Сигвальд поднажал — северянин рассекал толпу как в северных морях дрейфующий айсберг рассекает шугу. Возможно, впервые за время их знакомства Асель была довольна воином: «Хоть на что-то он может сгодиться», — думала она, запросто шествуя за широкой спиной Сигвальда, и толпа смыкалась сразу за ней.

Чем больше они приближались к краю леса, тем сильнее редела толпа, и на каменные улицы лесник и его принудительный тайный эскорт вышли в почти полном одиночестве. Егерь еще не вполне справился со свалившемся на него счастьем и шел быстро, прижимая к груди заветный артефакт. В целом вид у него был такой, будто он украл флейту у законного хозяина, а его тело спрятал в ближайших кустах.

— Нельзя, чтобы он видел нас вместе, — шепнула Асель Сигвальду. — Не спускай с него глаз до самого вечера. Мне пока надо приготовиться, а потом я найду тебя.

— И как ты собираешься это сделать? — спросил он, провожая глазами егеря, скрывшегося в одной из узких улочек.

— В той стороне находятся три квартала: Торговый, Бедняцкий и Ремесленный. Для того, чтобы поселиться в Торговом, ему не хватит денег, в Бедняцком — смелости. Остается Ремесленный — самое подходящее место для такого остолопа, как он.

— Тебе бы сыщиком работать, — усмехнулся Сигвальд.

— Избави меня небо. Предпочитаю держаться подальше от этих сволочных ищеек.

— Дело твое. Буду ждать тебя возле одного из трактиров.

Отпустив Асель, воин продолжил слежку, стараясь не попадаться на глаза постоянно оглядывавшегося егеря. Маскироваться Сигвальду позволяла близость войны, на запах которой в Рагет Кувер, равно как и в остальные итантардские города, съезжалось великое множество вольнонаемных воинов с Велетхлау. В общем и целом равнодушные и к местным верованиям, и к цветению деревьев, и к празднику без выпивки, в этот день они праздно шатались по улицам, разглядывая листовки с призывами вступить в Добровольные Артретардские Отряды.

Тем же занимался и Сигвальд в те моменты, когда лесник снова оглядывался, терзаемый смутными нехорошими предчувствиями.

— Паршиво выглядишь, брат, — кто-то обратился к нему на языке Велетхлау, дружески хлопнув по плечу.

Обернувшись, Сигвальд увидел четверых северян, обступивших его и загородивших обзор. Воин прикрыл глаза — ему было чуть не до слез обидно за то, что эти парни попались ему именно сейчас, а не в любое другое время. Звуки родного языка одновременно лили бальзам на усталую душу, и непривычно резали слух — в последнее время язык Велетхлау Сигвальд слышал в основном от себя, когда говорил на нем специально, чтобы не забыть его.

— На тебя что, разбойники в лесу напали? — продолжал расспросы незнакомый северянин.

— Да, вроде того, — рассеяно ответил Сигвальд, пытаясь заглянуть через плечо незнакомца, чтобы увидеть, в какую улицу собирается свернуть егерь.

— Не рассчитал ты силенки, не рассчитал. По одному мы сильны, но вместе мы — стена, которая не дрогнет ни под одним плечом. Не забывай это, брат.

«Да помню, помню, черт возьми! Не травите душу! Как объяснить вам, каково мне быть без таких безымянных братьев, каково быть одним северянином в округе, каково быть двадцатишестилетним беглым оруженосцем?..»

— Ага, — отрешенно произнес Сигвальд, пытаясь покинуть своих дружелюбных соотечественников.

Воин стремительно удалялся от них, но успел услышать обрывок разговора, от которого ему стало еще обиднее за свою нелепую и бестолково прожитую жизнь:

— Странный он какой-то, наверное, ушибленный на голову.

— Нельзя его бросать, пропадет парень.

— С нами пропадет быстрее. Нельзя ему на войну — его в первом же бое положат…

От этих слов Сигвальда чуть было не охватила та жестокая тоска, от которой опускаются руки и хочется удавиться — так он соскучился по тому ощущению единения и братства, которое было у него в крови, которое он впитал с молоком матери.

«Молчи, молчи, тоска! Не время сейчас, ох, не время. Сначала — выполнить обещание, которое дал с дурного ума, все остальное потом. Ну же, где ты, егерь?»

Как и предсказывала Асель, лесник, получивший флейту, остановился в Ремесленном квартале, в простенькой таверне, которая не отличалась ничем примечательным, кроме запущенного палисадника со множеством вьющихся растений.

«Отлично, — думал Сигвальд, осматриваясь на местности. — Типичный середнячок — никто и не подумает, что это он получил флейту, тем более, что сам он точно про нее трепать не станет. И на нас с Асель внимания особого не обратят — в таких местах подобные сцены происходят раз в три дня. А дальше уже дело техники и доблестной стражи, которая предпочитает резаться в карты вместо того, чтобы переворачивать город вверх дном в поисках преступников. Да благословит небо их дурацкие головы».