Одной дорогой

— Подкоп! Завалили, мать его так! Всех паршивцев до одного завалили! Будет знать узкоглазая сволочь, как под норрайцев копать! — орал тот, на радостях забыв о субординации.

Солдат нервно улыбался, и белизна зубов резко выделялась на его лице, измазанном пылью, смешанной с потом. Дальше он не побежал, заняв позицию рядом с Кеселаром, взяв на изготовку секиру.

Тяжелый глухой удар сотряс ворота — заретардцы подкатили таран и принялись пробивать себе путь. Удар, еще удар. Ворота трещали, но все еще не поддавались. Лица бойцов застыли в напряжении и ожидании. Со стены во двор полетел вражеский воин — он что-то кричал, дрыгая руками и ногами, и весьма неудачно упал на рогатку, колья которой проткнули его тело в нескольких местах. Подергавшись с минуту, он затих.

— Великий Камтанд, — причитал кто-то рядом с Сигвальдом, — направь клинок мой в грудь врага моего… защити меня от вражеского меча… защити… черт, как же там дальше?.. защити… защити от летящих стрел… ой, страшно-то как, как же помирать не хочется.

Еще один степняк упал на каменные плиты прямо перед Сигвальдом, размозжив голову и забрызгав кровью его сапоги. Боец, только что молившийся духу битвы, попятился и готов был развернуться и бежать, но Сигвальд остановил его грубым окриком:

— Дас! Дас, арре гла веррде са валли тех саар арлеа ннахра![25]

Приготовившийся к позорному бегству солдат не отреагировал на слова Сигвальда — язык Велетхлау был ему не знаком. Воин резко развернул его за плечо. Из-под открытого шлема, слишком большого для бойца, смотрели до смерти перепуганные глаза молодого парня, почти еще мальчишки. Изо рта вырывались клубы пара. «Ему хоть семнадцать-то есть? — думал Сигвальд, глядя на перекошенное от ужаса лицо. — Тоже мне — ополчение! Они бы еще девочек в платьицах прислали!»

— Ни шагу назад! Дезертира повешу тут же, на своем ремне!

— Мы все умрем! — истерично завопил ополченец срывающимся голосом. — Где тяжелая конница, которую нам обещали?! Где?! Они нас бросили, нас всех убьют!

— Так умри как герой, а не как помоечная крыса! Ну же! Вперед!

Сигвальд орал на него, угрожая мечом, до тех пор, пока не убедил слабонервного бойца, что выжить в битве у него больше шансов, чем если он ослушается приказа.

— Ну ты, Сигвальд, суров, — подошел к нему Кеселар. — Даже я бы тебе поверил.

— Потому что я бы выполнил свое обещание, отступи он еще хоть на шаг. Здесь не место дезертирам.

Ворота дали большую трещину, продержаться они смогли бы еще удара два-три, не больше.

— Да поможет нам Камтанд! — крикнул Кеселар, захлопнув забрало шлема.

Удар.

— Кирте — натим! Войэр — алэ![26] — орал кто-то в строю.

— Кирте — натим! Войэр — алэ![27] — отозвались солдаты, ударив мечами по щитам.

Еще один удар — доски треснули и прогнулись.

— Лема ре вихенд![28] — надрывался тот же голос, выкрикивая боевой клич.

— Лема ре вихенд! — повторяли бойцы, и жажда крови и битвы закипала в их крови.

От последнего удара от одной створки массивных дубовых ворот откололся большой кусок, в который бурным потоком хлынули степняки в своих сияющих ламеллярных доспехах, с конскими хвостами, развевающимися на островерхих шлемах. Первая волна конников захлебнулась собственной кровью, напоровшись на рогатки. В это время рухнула вторая створка ворот, и в город ворвался огромный отряд пехоты, часть из которых сошлась в схватке с защитниками Рагет Кувера, другая оттаскивала рогатки, которые ломались под тяжестью нанизанных на них тел лошадей и воинов.

Сигвальд рубился не на жизнь, а на смерть, тяжелыми ударами меча пробивая доспехи, наталкивая степняков на рогатки, используя их как живые щиты, стаскивая конных на землю. Но заретардцев было слишком много, они теснили осажденных к центру города. Кроме того, на стенах не осталось защитников и их место заняли заретардские лучники, осыпающие градом стрел соединенные силы норрайских и артретарских войск.

Он отступал назад, прикрываясь деревянным щитом, который был как еж утыкан стрелами. Споткнувшись обо что-то, он бросил беглый взгляд вниз и увидел распростертое на тонком снежном ковре тело молодого ополченца, которого только что наставлял на путь истинный. Из горла и груди у него торчали несколько стрел, в глазах застыл страх. Судорожно сжатыми пальцами он сжимал свой меч, еще даже не окрашенный вражеской кровью, как последнюю надежду на жизнь. «Героическая смерть, — думал Сигвальд, отбиваясь от заретардца и переступая через мертвое тело. — Теперь он знает, что это такое».

Сражаться становилось все тяжелее — щит Сигвальда давно раскололся, но теперь от стрел его защищали стены домов, ибо немногочисленные защитники отступали все ближе к центру города. Стряхнув очередного степняка с меча, Сигвальд услышал что-то, похожее на протяжный стон, но не обратил на это особого внимания.

Через несколько минут звук повторился. Теперь все норрайцы узнали в нем звук рогов артретардской подмоги. «Тяжелая конница! Слава Камтанду! Только бы продержаться!»