— О, это у всех так. Нам тут всем почему-то мерещатся курицы иногда. И даже снятся. Наверняка есть какое-то куриное научное объяснение.
Мы с Юлей заинтересовываемся этим куриным феноменом. Теперь уже с не скрываемым любопытством подслушиваем двух дам. Женщины после недолгой паузы продолжают непринужденно беседовать:
— А вы про рекордсмена Диму знаете?
— Это который около тридцати лет тут лежит?
— Да. Как думаете, это байка? Или правда лежит? Тридцать лет — это вызов!
— Насколько я знаю, это не байка. С некоторыми перерывами он тут очень-очень долго лежит. У него какая-то жуткая несвертываемость крови. И жить он может только в больнице. Слушайте, он, говорят, и жену себе здесь нашел. Она с лейкозом попала сюда года четыре назад.
— Жену? Здесь?
— Да. Оба еле дышат, а, говорят, умудряются ругаться. И даже, говорят, дрались как-то раз.
— С ума сойти. Дрались.
— Да.
— Да.
Женщины замолкают. Снова молча смотрят на линолеум.
Нас пригласили в кабинет.
У окна роскошная женщина в белом халате с улыбкой от уха до уха. Весь стол заставлен цветами. На подоконнике закипает вода в электрическом чайнике. А вот уже и вазочка с шоколадными конфетами откуда-то взялась. У нас ощущение, что мы не на приеме у врача-онколога, а на летних каникулах у бабушки. Когда Антонина Андреевна заговорит, появится другое ощущение. Мы не у бабушки. Мы герои из добрых советских комедий. Даже если она сейчас подпишет смертный приговор, мы в это не поверим. Ее живой, очаровательный и по-домашнему уютный голос сбил нас с толку: где мы? Это точно больница? На ней — белый халат. На нас — бахилы. Значит, больница.
Но больше в этом кабинете больницу ничего не выдавало:
— Ребята, чуть попроще лица. Марианна все про вас рассказала. Теперь расскажите и вы.
— Меня зовут Юля…
— Да нет, это я знаю. Мне бы взглянуть на твои бумаги.
Юля протянула снимок и бумагу с заключением врача. Антонина Андреевна ровно на секунду подняла снимок на свет. Столько же она читала заключение:
— Теперь покажи мне свою красивую шею, милая. Так. Так-так. Подними подбородочек. Ну понятно. Вот мы и познакомились поближе.
— Поближе?
— Ближе некуда, родная моя. Видишь вот это большое белое пятно на снимке?
— Вижу.
— Это конгломерат увеличенных лимфоузлов. Слева над ключицей — тоже увеличенный лимфоузел, благодаря которому ты поняла, что происходит что-то неладное. План очень простой: в течение недели тебе придется практически пожить у нас. Ты сдашь анализы, мы проведем гистологическое исследование этого надключичного лимфоузла. И тогда все будет понятно наверняка. Но если тебе интересно мое мнение, то я уже сейчас понимаю, что с тобой.
— Мне чрезвычайно интересно ваше мнение.
— У тебя, скорее всего, лимфогранулематоз. Он же — лимфома Ходжкина. Называй, как тебе больше нравится.
— Мне никак не нравится.
— Правильно. Если совсем просто — у тебя, скорее всего, рак лимфатической системы.
— Все-таки рак.
— Я знаю, что ты сейчас чувствуешь, моя хорошая. Я знаю, что ты сейчас вернешься домой и сначала полезешь на стенку, а сразу после — в Интернет, читать про свои прогнозы на выживание. Знаю, что будешь паниковать и задавать себе целую кучу ненужных вопросов. Ты все это будешь делать, несмотря на то что делать этого не надо. Но прежде чем мы расстанемся до завтра и прежде чем ты начнешь совершать ошибки, я хочу сказать тебе честно и откровенно вот что. Твой предполагаемый рак хорошо изучен. Мы хорошо умеем его лечить. Статистика говорит о том, что, если случай не сильно запущенный, выживает абсолютное большинство заболевших. Степень запущенности покажут дополнительные анализы.
— Ясно. Спасибо.
— Вот еще что. У тебя в заключении, помимо прочего, пишут нехорошее про забрюшинные лимфоузлы в пределах области сканирования. Мы это тщательно перепроверим, это важная деталь: если речь идет о том, что лимфоузлы поражены локально, только в пределах грудной клетки, — это один разговор. Если речь идет о том, что безобразие распространилось ниже, — разговаривать будем немного по-другому.
— На повышенных тонах?
— Для этого другого разговора нет пока никаких оснований. Сдаем анализы. Завтра в девять утра я вас жду.
Дорога от больницы до дома все та же — через волшебный лес, затесавшийся по какому-то недоразумению между московскими высотками. Путь, который должен был занять у нас полчаса, на этот раз занимает все полтора. Мы едва передвигаем ногами. Не замечаем ни корней, сильно выступающих из земли, ни веток, бьющих нас по лицам.