Одноклеточный

— А что Урсула? — насупился я.

— Давай ты будешь моим учеником? — не услышал меня Давид. — Тансегрити займёмся. Это особые упражнения индейских магов, физические и дыхательные. Вслух Годдарда почитаем. Только ты называй меня не учителем, а по-мексикански — нагвалем.

Я пожалел, что оставил своего толмача в ангаре для робококов. Сразу два незнакомых слова! А ещё мне стало приятно, что такой необычный человек, как Давид, спустя всего месяц после знакомства делает мне такое предложение. Вообще-то он, как говорит, «представитель контркультуры» и не признаёт психоделиков, а это настораживает. Он и меня считает таким же — мол, я уже почти достиг чистоты сознания, осталось только лоск навести. И работает он с нормальными животными, а не с мутантами, как я. Директор сказал, что обычные звери меня бы испугались. Или наоборот, избрали бы вожаком, и тогда я поднял бы восстание животных.

Пока я думал, Давид копался в бесплатных фруктах и выуживал шкурки. Они скопились на дне корзинки. Он бросал их в пакет, уже наполовину забитый всяким пищевым мусором. Я знаю, что он делает из него пасту и заряжает с её помощью батарейки для своего смарта. Я бы тоже стал так делать, но Давид уже подбил меня таскать ему объедки из клеток. И у меня нет этого прибора, который электричество из пасты вырабатывает. Приходится смарт к розетке раз в месяц подключать.

— А почему не сэнсэем? — вспомнил я интересное слово из какой-то манга.

— «Нагваль» круче звучит… А сэнсэй — он и в школе сэнсэй, и в монастыре каком-нибудь. Это хорошо, что ты в зоопарке с разными монстрами работаешь. Вот я зачем сюда устроился, по-твоему? Паспорт-то у меня красный, на бирже можно было и получше что подыскать. Я тебе скажу, для чего. Посвящённые, знай, могут разговаривать не только с другими людьми, но и с животными, и с растениями! Настоящими, конечно, а не роботами — с теми каждый бака общий язык найдёт. Вот я и тренируюсь, чтобы навыки не утратить.

Он таинственно оглядел светлый куб стеклянного бара. По нему гуляли блики солнца и ветерок из кондиционеров, не считая звуков «звериных» песен. Никто, конечно, на Давида не смотрел, а вот мою дурацкую шерсть на шее уже заметил мальчишка за соседним столиком и кивал на меня своей молодой мамаше. Но женщина отчего-то выглядела рассеянной и не смотрела на меня. А сюнэн просто корчился от злорадства и страха.

— Это что! — добавил Давид. — Посвящённый может сам превратиться в животное, даже самое необычное, какого и не существует. Путешествовать по мирам своего разума, перемещаться на тысячи километров, разделяться на множество тел…

— Да ну, сказки про Обезьяну и Зайца!

— Слушай дальше, Егор. Я про настоящих нагвалей говорю, а не про обычный народ. Из зеркала вызвать существо из иного мира — нечего делать, если умеешь. Вот ты знаешь, какие с нагвалями приключения духа и тела происходят? Я тебе скажу: с пришельцами и призраками в облике человеческом в битву вступать не раз случалось.

— Ну и ну, — растерялся я. — Я и не знал, что у тебя такая интересная жизнь. Как игра называется? Я тоже такую скачаю.

— Игра! Думаешь, я на мескалине сижу? Кактусы препарирую? — А сам что-то белое из пакетика в стакан с безалкогольным сакэ подсыпал. — Взаправду всё, понял? Зачем нагвалю эта дрянь? Ты не гляди, что я химию лопаю, это лекарство, мне врач прописал.

— А я слыхал, что в битву с духами без грибов не ввязаться. И что духи живут в кактусах. Так один проповедник по голику рассказывал.

— В мозгах у него кактусы, — проворчал Давид. — Я тебе реальную секту предлагаю основать, а ты мне про грибных духов талдычишь.

— Битвы с призраками! — не верилось мне. — Расскажешь?

— Становись моим учеником — расскажу, — кивнул Давид.