Однокурсник президента

– Ты предатель! – Обвинение вновь было брошено в лицо трясущемуся боевику.

– Дайте мне автомат, я убью его! – Понимая, что промедление может стоить жизни, поспешно согласился Джабраил. И вновь, как когда-то давно, в ветвях пронзительно запищала птица. Сердце на секунду замерло, а потом застучало с бешеной скоростью.

– Автомат? Э, нет, – Солта рассмеялся.

– Кончи его как настоящий горец. Ножом. – Газиев взглянул на дрожащего, бледного как мел предателя, плюнул и взмахнул рукой: – Развяжите его!

Джабраил почувствовал, как освобождаются руки. И тут же прозвучала новая команда.

– Верните нож! Пусть докажет!

Джафаров принялся разминать, собственно, и не успевшие затечь кисти. Ему бросили нож, как лишайной собаке кость. Он нерешительно протянул к нему руку, затем схватил и сжал рукоятку. Встал, ноги подламывались. Сцепив всю волю в единый кулак, Джабраил постарался держаться уверенно, но предательски дрожали губы. В глазах расплывалось, зрение никак не могло сфокусироваться, изображение «прыгало». В висках безостановочно стучало, в просветах деревьев ему привиделась сгорбленная фигура. Она приближалась. Джафаров распознал пленника. Позади него топал слегка прихрамывающий Ваха Байсаров. Почему-то Джабраилу почудилось, что лицо у Вахи красное, словно от только что перенесенной натуги. Русского подвели ближе и вытолкнули вперед к застывшему в неподвижности Джафарову.

– Сережа, жить хочешь? – глядя прямо в глаза пленника, почти ласково поинтересовался Джабраил.

Тот смолчал, лишь участилось его и без того шумное дыхание.

– Серый, что молчишь? – обвиненный в предательстве наконец-то взял себя в руки.

Лицо пленника заливал пот. Он сутулился и непрестанно дергал связанными за спиной руками.

– Страшно? – Поворачиваемый в руке Джабраила нож отразил лезвием матовый, пробивающийся сквозь туман солнечный свет. Тусклый, едва угадываемый зайчик скакнул по ближайшей листве. – Страшно! Может, хочешь принять нашу веру? Прими и будешь жить… – привычно пообещал предатель и ухмыльнулся.

– С-с-суки. – Русский понял, что с ним играют, губы хотели плюнуть, но в пересохшем горле не нашлось влаги, он попробовал ударить ногой, но не достал, Джафаров проворно отскочил в сторону.

– Зря ты так, Сережа, я мог сделать это быстро… – оскалившись, зло прошипел Джабраил. – Повалите его на землю! – привычно скомандовал он, хотел что-то добавить, но осекся, на лицах стоявших боевиков появились усмешки. – Ладно, – опальный помощник главаря скользнул в сторону и подсечкой сбил пленного на землю. Упав на левый бок, тот тут же попытался вскочить, но со связанными руками у него ничего не вышло. Джафаров, подлетев спереди, ударил ногой в живот, и еще, и еще, еще раз, со всем остервенением, с садистской злостью, удар за ударом, прогоняя свой собственный страх, вымещая, выдавливая недавний ужас, вкладывая в злобу воспоминания о своем позоре. Наконец приговоренный перестал откатываться в попытке защититься от ударов. Он даже не свернулся калачиком, лишь неловко сжал бедра, прикрывая промежность, да вздрагивал при каждом новом ударе.

Джабраил почувствовал, что очень устал и, тяжело дыша, опустился на корточки.

– Готов сдохнуть? – спросил он.

Русский молчал, но по щеке медленно сползала вниз одинокая слезинка.

Джафаров схватил его за волосы и запрокинул голову. Сергей всхрапнул, дернулся. Но тут же угомонился, Джабраил держал крепко.

– Мама! – Тихий вопль сквозь скрежет зубов, и больше ни единого звука. Русский смирился, возможно, стал молиться.