Однокурсники

Ведь он, в конце концов, имел задание от правительственных органов Соединенных Штатов и больше не мог откладывать исполнение своих обязанностей.

Доктор Вивиан Стоун ожидала их в Рэдклиффе и проследила за тем, чтобы юного пациента как можно скорее уложили в удобную постель.

Глядя на измученное лицо Сары, педиатр заметила:

— Рама Чаттереджи рассказала мне, что вы всю неделю находились возле маленького Теда. Предлагаю вам отправиться домой и как следует выспаться, миссис Ламброс. Нам бы не хотелось иметь на руках двух больных вместо одного.

Когда они вернулись в Аддисон-кресчент, Теда вдруг осенило: ведь с тех пор, как все началось, они с Сарой еще не разговаривали наедине. Он решил, что она продолжает молчать из-за усталости от всего пережитого, но ему все же хотелось как-то восстановить их прерванное общение.

— Слава богу, он поправляется, — произнес он, выбрав наименее спорное высказывание для начала разговора.

Сара не ответила. Она повернулась к нему спиной и принялась разбирать вещи.

— Представляю, как тебе было страшно. А если бы ты оказалась совсем одна? Счастье, что папа был в Лондоне.

Она резко обернулась к нему, лицо ее пылало от ярости.

— Он тебе не папа, черт возьми! — выкрикнула она. — Я сыта тобой по горло и терпела тебя столько времени лишь потому, что отец был здесь. Сейчас я ухожу в больницу. А когда вернусь, хочу, чтобы духу твоего здесь не было. И не только тебя самого, но и твоих вещей, и твоих научных книжек. Только смотри не прихвати моих книг.

— Сара, что все это значит?

— Послушай, — с горечью ответила она, — я была рядом с тобой целых двенадцать лет. Заботилась о тебе. Делала за тебя половину научной работы. Защищала тебя, не давая рассыпаться в прах твоей хрупкой уверенности в собственных силах. Я слушала тебя, сочувствовала. Я практически превратилась для тебя в носовой платок, куда ты мог поплакать…

— Сара…

— Нет, Ламброс, дай мне закончить. Я терпела все это и ничего не имела против. Даже не возражала быть нашему сыну и мамой, и папой в одном лице — до тех пор, пока думала, будто я для тебя что-то значу. Но потом ты выбрал Оксфорд — самый большой город на земле, — чтобы нанести мне оскорбление, равное пощечине. Господи, все вокруг знают о том, что ты трахаешься с этой маленькой потаскушкой! Мало того, что ты унизил меня перед всеми, так тебе еще надо было повыпендриваться перед моим отцом!

Тед никогда не слышал, чтобы она говорила с такой злостью.

— Сара, прошу тебя, не надо раздувать все до немыслимых размеров. Если не считать этого… опрометчивого поступка, я всегда был верен тебе. Я хочу сказать, эта девица ничего для меня не значит. Послушай, я был не прав. Я совершил ошибку. Это могло случиться с кем угодно.

— Тед, возможно, я и простила бы этот твой, как ты выражаешься, «опрометчивый поступок», если бы наш брак был по-настоящему крепким. Но ты не любишь меня больше. И хватит притворяться. Мы уже давно не живем как настоящие супруги.

— Ты хочешь развестись?

— Да. И чем раньше, тем лучше.

— А как же малыш? Мы не можем с ним так поступить. Это нечестно.

— Слушай, Тед, он уже не такой и маленький. И чувствуют, что происходит между нами. Поэтому не говори мне всю эту чушь про то, будто надо жить вместе ради детей.

— Сара, — внушительно произнес он, — я не позволю тебе так поступать.

— Ты не позволишь?

Сара посмотрела на него, едва сдерживая негодование.

— Что ты себе вообразил — я тебе не какая-нибудь домашняя собачка и не ручная обезьянка. Поэтому, выражаюсь благопристойной непонятностью научного языка, apage te, tuas res habeto!

Она знала, что ее уничтожающая речь достигла цели. Завершающим ударом стали слова, приведенные из римской формулировки о разводе, которые, как было хорошо известно им обоим, должен говорить мужчина женщине.

Тед позвонил в дверь на Грешам-стрит около пяти. Фелисити была ему рада, но удивилась при виде чемоданов, которые он принес с собой.

— Похоже, ты собрался покинуть Оксфорд. Это так?

— Нет, — смущенно ответил Тед. — Сара выставила меня из дома. Сможешь приютить меня на ночь?

— Да, — ухмыльнулась она, — думаю, у нас найдется местечко для тебя и твоих книжек.

Но едва он оказался в доме, она тут же дала ему понять, что время его проживания здесь весьма ограничено.

— Знаешь, Тед, я очень рада поддержать тебя в трудную минуту. Но надеюсь, ты же не собираешься жить здесь долго?

— Ты смогла бы ты потерпеть мое присутствие, скажем, пару недель? — спросил он, изобразив на лице самую обворожительную из своих улыбок.

— О нет, Тед, — ответила она, — два-три дня, не больше.

— Слабоватое утешение. А как же твоя соседка Дженни и ее мотоциклист, они же…

— Да, но это совсем другое дело, — объяснила Фелисити.

— Почему же?

— Потому что я терпеть не могу неприятностей.

Наутро в больнице они старались не говорить ничего такого, что могло бы огорчить их выздоравливающего сына.

Но когда они покинули палату в обеденное время, Сара холодно предложила:

— Давай пройдем туда, где мы сможем поговорить наедине.