Читаем Одноразовые люди полностью

Таким образом, семьи обманывают и удерживают до тех пор, пока они не начинают осознавать, что никакое количество работы не уменьшает их долг. Семьи, которые понимают, что управляющий их обманывает, часто начинают думать о побеге. В этот момент в игру вступает второй фактор — насилие, закрепляющее зависимость. Как мы говорили, дети могут стать заложниками в качестве гарантии выплата «долга». На некоторых печах ворота вокруг домов запирают на ночь и выставляют вооруженных охранников. Содержание вооруженных стражей повышает стоимость функционирования печи, но дешевле нанять трех громил, чем платить зарплату пятнадцати семьям. Если семье или даже одному человеку удается бежать, управляющий и охранники организуют погоню. В Пакистане полицию можно нанять и послать на поиски убежавших рабочих. Записи управляющего о семейных долгах дают основание для ареста членов семьи, и полиция возвращает их на печь. Оказавшись там, рабочие могут быть избиты, чтобы «преподать им урок», и деньги, заплаченные полиции, будут добавлены к сумме долга.

Когда основные правила системы предварительных выплат нарушены, семьи работают только за еду, которую они получают, и за жилище. Они потеряли свою свободу и живут под угрозой насилия. Как и в большинстве примеров нового рабства, факт закабаления скрывается с помощью юридических уловок. В случае запроса, владельцы печей показывают записи долгов и низкой производительности, которые оправдывают их контроль над работающими семьями. И так же, как и другие жертвы нового рабства во всем мире, все члены рабочих семей заменяемы. Реальный долг, который семья, возможно, имеет, ничтожен по сравнению с теми выгодами, который владелец печи получает от их работы. Поэтому, если владелец печи решает закрыть свою печь или если основной работник семьи заболевает или получает травму, то самое простое, что можно сделать, просто выгнать семью за ворота, сделав их бездомными вновь. Конечно, если удается «продать» семью с их долгом на другую печь, это гораздо лучше. Долг наследуется, а умный управляющий может держать семью в кабале на протяжении поколений, выплачивая столько, сколько надо для поддержания относительного здоровья работающих, и сохраняя сумму долга достаточно большой, чтобы навечно привязать семью к печи. Когда это происходит, рабочие начинают психологически адаптироваться к ситуации. Долг становится постоянной принадлежностью их жизни, такой же неизменной, как солнце летом и дождь зимой. Изолированные на печи, они обладают смутными представлениями о других возможностях. А их дети мало что знают о другом образе жизни.

Есть и еще одна причина, связывающая рабочих, — честность. Так же, как и бразильские производители древесного угля, рабочие на печи чувствуют обязательства заплатить свой долг, даже когда их обманывают. Может быть, они не уверены в том, что их обманывают, но они знают, что деньги на еду им нужно получать у управляющего. Если в семье случается болезнь или смерть одного из ее членов, то это значительно увеличивает сумму их долга. Самые бедные рабочие практически не имеют никакой собственности или перспектив, но у них есть гордость и репутация — и они держатся за них. Важно помнить, что доброе имя многое значит для этих людей. Случайные рабочие, пользующиеся репутацией неумелых и бесчестных, никогда не будут приняты на работу: рабочий печи, имеющий безнадежный долг, никогда не сможет получить аванс для семьи в случае необходимости. Рабочие зажаты между Сциллой гордости и Харибдой экономической необходимости.

Для тех, кто изучает новое рабство, было бы очень удобно, если бы владельцы печей аккуратно поделились на две группы: тех, кто честно работает в рамках системы предварительных выплат, и тех, кто использует ее для долгового закабаления. К сожалению, являясь человеческими существами, они не могут этого сделать, располагаясь вместо этого вдоль непрерывной оси, на одном полюсе которой абсолютно честные предприниматели, а на другом — жестокие рабовладельцы. Это делает долговое закабаление еще более трудным для наблюдения и увеличивает сложности даже в оценке диапазона проблем. На некоторых печах небольшое жульничество и обсчет растягивает срок выплаты долга и увеличивает доходы владельца, но не угрожает жизни или элементарной свободе рабочих.

Существует еще две проблемы системы предварительных выплат и связанного с ней закабаления за долги, которые мы должны принять в расчет.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Политическая история русской революции: нормы, институты, формы социальной мобилизации в ХХ веке
Политическая история русской революции: нормы, институты, формы социальной мобилизации в ХХ веке

Книга А. Н. Медушевского – первое системное осмысление коммунистического эксперимента в России с позиций его конституционно-правовых оснований – их возникновения в ходе революции 1917 г. и роспуска Учредительного собрания, стадий развития и упадка с крушением СССР. В центре внимания – логика советской политической системы – взаимосвязь ее правовых оснований, политических институтов, террора, форм массовой мобилизации. Опираясь на архивы всех советских конституционных комиссий, программные документы и анализ идеологических дискуссий, автор раскрывает природу номинального конституционализма, институциональные основы однопартийного режима, механизмы господства и принятия решений советской элитой. Автору удается радикально переосмыслить образ революции к ее столетнему юбилею, раскрыть преемственность российской политической системы дореволюционного, советского и постсоветского периодов и реконструировать эволюцию легитимирующей формулы власти.

Андрей Николаевич Медушевский

Обществознание, социология
Лучшее в нас. Почему насилия в мире стало меньше
Лучшее в нас. Почему насилия в мире стало меньше

Сталкиваясь с бесконечным потоком новостей о войнах, преступности и терроризме, нетрудно поверить, что мы живем в самый страшный период в истории человечества.Но Стивен Пинкер показывает в своей удивительной и захватывающей книге, что на самом деле все обстоит ровно наоборот: на протяжении тысячелетий насилие сокращается, и мы, по всей вероятности, живем в самое мирное время за всю историю существования нашего вида.В прошлом войны, рабство, детоубийство, жестокое обращение с детьми, убийства, погромы, калечащие наказания, кровопролитные столкновения и проявления геноцида были обычным делом. Но в нашей с вами действительности Пинкер показывает (в том числе с помощью сотни с лишним графиков и карт), что все эти виды насилия значительно сократились и повсеместно все больше осуждаются обществом. Как это произошло?В этой революционной работе Пинкер исследует глубины человеческой природы и, сочетая историю с психологией, рисует удивительную картину мира, который все чаще отказывается от насилия. Автор помогает понять наши запутанные мотивы — внутренних демонов, которые склоняют нас к насилию, и добрых ангелов, указывающих противоположный путь, — а также проследить, как изменение условий жизни помогло нашим добрым ангелам взять верх.Развенчивая фаталистические мифы о том, что насилие — неотъемлемое свойство человеческой цивилизации, а время, в которое мы живем, проклято, эта смелая и задевающая за живое книга несомненно вызовет горячие споры и в кабинетах политиков и ученых, и в домах обычных читателей, поскольку она ставит под сомнение и изменяет наши взгляды на общество.

Стивен Пинкер

Обществознание, социология / Зарубежная публицистика / Документальное
Антипсихиатрия. Социальная теория и социальная практика
Антипсихиатрия. Социальная теория и социальная практика

Антипсихиатрия – детище бунтарской эпохи 1960-х годов. Сформировавшись на пересечении психиатрии и философии, психологии и психоанализа, критической социальной теории и теории культуры, это движение выступало против принуждения и порабощения человека обществом, против тотальной власти и общественных институтов, боролось за подлинное существование и освобождение. Антипсихиатры выдвигали радикальные лозунги – «Душевная болезнь – миф», «Безумец – подлинный революционер» – и развивали революционную деятельность. Под девизом «Свобода исцеляет!» они разрушали стены психиатрических больниц, организовывали терапевтические коммуны и антиуниверситеты.Что представляла собой эта радикальная волна, какие проблемы она поставила и какие итоги имела – на все эти вопросы и пытается ответить настоящая книга. Она для тех, кто интересуется историей психиатрии и историей культуры, социально-критическими течениями и контркультурными проектами, для специалистов в области биоэтики, истории, методологии, эпистемологии науки, социологии девиаций и философской антропологии.

Ольга А. Власова , Ольга Александровна Власова

Медицина / Обществознание, социология / Психотерапия и консультирование / Образование и наука