Одновременно: жизнь

А про московскую погоду печально и грустно слушать в новостях. Про московскую погоду говорится по радио и телевидению больше, чем про всю остальную погоду огромной страны. Ну разве что дальневосточные паводки занимали много эфирного времени. Однако паводки ещё не закончились, а московская погода снова торжествует в эфире.

До нынешней осени не обращал внимания на сведения о московской погоде, пропускал их мимо ушей. А теперь слежу и переживаю. Теперь там дочь Наташа, и я всё думаю: как же ей не повезло со своей первой студенческой осенью в Москве. Надо же! Она впервые далеко от дома, в столице, а тут по московскому региону самый дождливый сентябрь за всю историю наблюдения за погодой. И бабьего лета, сказали, не будет вовсе. Обидно! Что ж именно в этом-то году?!

Вернулся с Корфу позавчера. Там было прекрасно! Пожалуй, впервые в жизни вырвался куда-то к морю и в тепло в так называемый бархатный сезон. Интересно было прилететь туда, где мы провели весь предельно жаркий и насыщенный людьми июль, в середине сентября.

Летели на Корфу из Москвы, рейс сильно задержался. За время задержки в аэропорту и в самолёте ко мне подошли несколько человек и сказали, что решили полететь на Корфу только потому, что прочитали этот дневник. В смысле, у них отпуск выпал на сентябрь, и они хотели поехать на море, но думали, куда бы конкретно, а прочитав мои записки, решили проверить мои впечатления на предмет достоверности.

Я был очень тронут и рад. При этом ни секунды не заволновался и не засомневался в том, что хоть и невольно, но дал людям некую рекомендацию. Уверен, что им понравится.

Первое, что удивило на Корфу в сентябре, – это тишина. В июле и начале августа весь остров звенит цикадами, днём и ночью. Только днём звенят дневные цикады, которые перед закатом замолкают, а через часок включаются ночные. Ночных меньше, но трели их длиннее и звонче. А ещё днём им помогают многочисленные кузнечики и другие стрекочущие твари. Ночным цикадам вторят сверчки и какие-то их сородичи…

В середине же сентября постоянный живой фон отсутствует. От этого слышнее шумы моторов лодок, гудки кораблей и клаксоны с дороги. Летом совершенно не было слышно прибоя, а тут он вдруг проявился, хоть море было спокойным.

Осенью над Ионическим морем воздух стал совсем прозрачным. Летом, в зной, в нём всегда была какая-то дымка, он был матовым у горизонта. А тут стал ясным-ясным, будто запотевшие стёкла прояснились. От этого ночные огни перестали мерцать и расплываться. От этого облака в полдень стали будто ватными, такими, которые отчётливо можно потрогать. Из-за кристальной чистоты воздуха цвет моря и неба менялся по пять-шесть раз на дню, менялся радикально. В южном небе, оказывается, осенью происходит намного больше всевозможных событий.

Этот чистый воздух стал совсем приятным и даже более того. Не стало жары, а вечерние ветерки такие, что их прохладными назвать нельзя. Затрудняюсь подобрать слово: они почти прохладные – но не прохладные и не тёплые, они именно что бархатные. И в этих ветерках так много запахов, уже не мощных, но таких же отчётливых, как проявившиеся в чистом осеннем воздухе дали, облака и таинственные очертания островов на чёткой линии горизонта.

Людей на Корфу ещё много, но уже не тесно. Да и народ в сентябре отдыхает не шумный, не суетливый, не спешащий всё увидеть, съесть, потрогать, купить или сфотографировать. Народ в сентябре как-то постарше, поэлегантнее, чем в июле.

Любопытно заглянуть на Корфу зимой, когда на острове останутся только местные жители да те, кто решил так и жить здесь, среди всегда зелёных олив и кипарисов. Говорят, зимой постоянные дожди, большинство магазинов, ресторанов и кафе закрыты, пустуют гостиницы, апартаменты и виллы. Те, кто зарабатывает только летом и в бархатный сезон, сидят по домам или пьют кофе в кафе. Как мне сказали, корфиоты всю зиму читают книги и смотрят телевизор, от этого они такие умные. Сказал мне это, конечно, местный человек.

Вечером перед отлётом заехал поужинать в ресторан «Трилогия». Если помните, я писал о нём в конце июля. Писал про хозяина, который специально ездил за козлятиной на материк, чтобы приготовить клефтико. И также писал о том, что он своими повадками и темпераментом похож на Луи де Фюнеса в самом расцвете сил и карьеры.

Я приехал в «Трилогию» вечером. Он встретил меня прямо на пороге, обрадовался и, хоть ресторан был заполнен, нашёл хороший столик, усадил, расспросил о новостях, задал несколько дежурных вопросов. Он вёл себя как внимательный хозяин, который просто запомнил посетителя и рад ему как всем людям в мире. Я уже сделал заказ, уже выбрал вино, он занимался другими гостями, постоянно слышался его смех… Как вдруг он подошёл ко мне и сказал: «А всё-таки я не похож на де Фюнеса, я больше похож на Пола Ньюмана».

То, что я удивился, – это слабо сказано. Я не предполагал и не мог предположить, что то, что я пишу в этом дневнике, каким-то образом дойдёт до природного грека, которого я описал в записках, но который не читает по-русски.