Читаем Одновременно: жизнь полностью

Чита произвела на меня самое неожиданное и тёплое впечатление. Честно говоря, я не ожидал от Читы ничего хорошего. Думал, что если за тринадцать лет активной гастрольной деятельности никак не удавалось побывать в Чите, то, видимо, не особо город и желает. Видимо, думал я, город маленький, на отшибе и не проявляет большого интереса к театру. А то, что великие актёры братья Соломины родились в Чите, – так это было давно.

Но город меня обрадовал, удивил и моментально занял особенное и хорошее место в моём личном атласе ощущений Родины и мира.

Аэропорт Читы оказался типовым, в точности таким же, как в Кемерово. Чистенький, аккуратненький, безлюдный. Пространство и строения возле аэропорта таковы, что их также можно перепутать с Кемерово и целым рядом сибирских и не только сибирских городов. Дорога до города унылая: лес, про который можно сказать – жидкий да незаснеженное голое пространство. Типичный пейзаж для тюменских просторов. Да и в Поволжье зимой можно наблюдать подобное.

Ехали из аэропорта, было ещё темно. Машин на трассе практически не встретилось. Окраины Читы – типичные наши окраины, общероссийские, без особенностей.

Но когда въехали в центр, я завертел головой по сторонам. Не ожидал увидеть странный в своих сочетаниях, но всё же архитектурный ансамбль. В этом ансамбле прекрасно усоседились настоящий модерн и могучий сталинский Дом офицеров.

Центральная площадь Читы явно велика этому городу, и, находясь на ней, кажется, что ты находишься в городе как минимум с миллионным населением. Но площадь мне понравилась. Объезжая или проходя через неё, ты чувствуешь городскую среду, которая связывает тебя с миром. На этой площади можно забыть об огромных безлюдных просторах, отделяющих Читу от других больших городов и густонаселённых регионов. Город себе и город. Живущий своей собственной внутренней жизнью, которую можно и нужно ощущать не периферийной, а в лучшем смысле провинциальной.

Спектакль в Чите прошёл прекрасно. Сам собой я остался не очень доволен, так как из-за того, что ночь была самолётной и из-за потерянных шести часов временной разницы играл спектакль усталый, разбитый и несобранный. Исполнял «Как я съел собаку», который в этом сезоне практически не играл. Сильно запутался в тексте. Но надеюсь, что публика в процессе спектакля этого не заметила.

Познакомился и общался с несколькими сверстниками и совсем молодыми людьми. Самые лучшие впечатления. Побывал в нескольких заведениях, разных. Одно было совершенно рок-н-ролльное. Музыка звучала соответствующая, публика в татуировках и с пивом. Если бы мне сказали, что я в Питере, я бы и не усомнился. В другом заведении было иначе. Звучал отличный трип-хоп, диджей работал превосходно, публика была, что называется, почище, люди пили коктейли и, как могли, содержательно общались. Бармены способны были исполнить любое желание, и я вполне этим воспользовался.

Видел драку, не без этого. Дрались молодые армяне с молодыми дагестанцами. В Чите эта составляющая весьма заметна, как и в целом по стране. В драку никто посторонний не вмешивался, очевидно, все понимали, что люди заняты свойственным им делом. Зачем же мешать?

Улетал из Читы в Благовещенск… За час до отправки рейса аэропорт был ещё закрыт. Потом его открыли явно невыспавшиеся и недружелюбные, пришедшие с утреннего мороза люди. Все были немножко заторможенные, раздражённые. Но потом, в электрическом свете и душноватом тепле, отогрелись, буфетчица сделала чаю, освободила от полиэтиленовой плёнки несколько бутербродов, люди заулыбались и ожили.

Маленький самолётик унёс меня в Благовещенск. В полёте за иллюминатором случился рассвет, пронзительно яркий в морозном, абсолютно безоблачном и по-зимнему беловатом небе. Я улетал из Читы, унося внятное желание как можно скорее сюда вернуться. Надеюсь сделать это осенью, в начале. Хочу выехать и за пределы города. Хочу лучше понять и почувствовать этот кусок Родины, в котором жизненный уклад мало чем, но всё же отличается от моих родных краёв. И точно отличается от уклада, в котором живёт Дальний Восток. В Хабаровском крае уже по-другому, но Хабаровский край и свои родные края я знаю лучше, а с Читой едва познакомился. Над Забайкальем прежде я только пролетал и преимущественно во сне, то есть спящим.

В Благовещенске меня ожидали другие впечатления, разные. Но о них, о контрасте перелёта из Благовещенска в Кишинёв и о переезде из Кишинёва в Одессу через кромешный туман с нулевой видимостью – завтра.

Сейчас поеду в аэропорт встречать студентку, прибывшую из столицы в семейное гнездо, в провинцию и тишину со вкусной едой, семейными скучными разговорами и, возможно, кажущимися ей мелкими радостями и заботами. Вот приедет она, и, надеюсь, придёт новогоднее умиротворение.

Не верится, что гастролей больше полутора месяцев не будет. Закрываю глаза и – словно после того, как насмотришься на сварку или яркие огни, – всполохи за закрытыми веками. Всполохи да шум в ушах.

<p>29 декабря</p>
Перейти на страницу:

Все книги серии Гришковец Евгений. Современная проза

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Север и Юг
Север и Юг

Выросшая в зажиточной семье Маргарет вела комфортную жизнь привилегированного класса. Но когда ее отец перевез семью на север, ей пришлось приспосабливаться к жизни в Милтоне — городе, переживающем промышленную революцию.Маргарет ненавидит новых «хозяев жизни», а владелец хлопковой фабрики Джон Торнтон становится для нее настоящим олицетворением зла. Маргарет дает понять этому «вульгарному выскочке», что ему лучше держаться от нее на расстоянии. Джона же неудержимо влечет к Маргарет, да и она со временем чувствует все возрастающую симпатию к нему…Роман официально в России никогда не переводился и не издавался. Этот перевод выполнен переводчиком Валентиной Григорьевой, редакторами Helmi Saari (Елена Первушина) и mieleом и представлен на сайте A'propos… (http://www.apropospage.ru/).

Софья Валерьевна Ролдугина , Элизабет Гаскелл

Драматургия / Проза / Классическая проза / Славянское фэнтези / Зарубежная драматургия