Читаем Одновременно: жизнь полностью

В четверг полечу на гастроли. Это будет длинный выезд. В числе намеченных городов два новых, то есть два города, в которых я никогда не играл: Чита и Благовещенск. Господи! Сколько же раз планировалась поездка в Читу и каждый раз по каким-то таинственным, непонятным причинам отменялась. То изменялось расписание авиарейсов, то исчезали организаторы, то одно, то другое. Включить Читу в тур по Восточной Сибири было сложно, потому что, скажем, от Иркутска туда попробуй добраться. Поездом долго, на машине нереально, а самолёты… Непонятное расписание. Или отсутствие сообщения. Но наконец-то это должно состояться. Мало есть городов, в которые я так стремился попасть, и всё что-то мешало. Из Читы полечу в Благовещенск. Если в Чите я не был никак, никаким образом и никогда, то в Благовещенске был однажды – в аэропорту. В 1988 году я летел маршрутом Советская Гавань – Хабаровск – Благовещенск – Новосибирск. Это был самый волнующий и самый долгожданный перелёт в моей жизни: я возвращался со службы домой. Со своей базы из посёлка Западный до аэродрома ехал на автобусе, который беспрерывно останавливался чуть ли не у каждого домишки по просьбе старушенций, которые в этих домишках жили. Он полз долго-долго, я страшно боялся опоздать. Не помню, чтобы я когда-нибудь так боялся опоздать. Когда маленький самолёт, громко гудя пропеллерами, взлетел у грунтовой полосы Совгаванского аэродрома, поднялось столько пыли, сколько поднимает трактор, ползущий по просёлку. Моё сердце замирало. Я так никогда не боялся лететь, потому что впереди была жизнь, о которой я все три года каждый день, каждый миг только и думал, которой жаждал, которую вожделел. В Хабаровске между рейсами было три часа, я поехал в город и сходил в городскую баню. До Благовещенска летел большим самолётом и уснул. Благовещенский аэропортик помню хорошо. Людей было немного, очень звонкими были каменные полы, и каблуки военного патруля звенели на этом полу особенно сильно. Я выходил несколько раз на воздух, но стояла такая жара, и так сильно кусали комары, что я возвращался в аэропорт и всё смотрел на часы, уже изнемогая от нетерпения снова сесть в самолёт, долететь до Новосибирска, от которого до дома нужно было ехать ещё часа четыре автобусом. Дважды за те полтора часа, которые я провёл в Благовещенске, меня проверил патруль. Сначала один, потом другой, пришедший на смену первому. Проверили так, от нечего делать. Женщина с мальчиком, которому нравилась моя морская форма, подошли и угостили пирогом. Пирог оказался с квашеной капустой, и съел я его с трудом… С тех пор прошло двадцать пять с половиной лет.

<p>5 декабря</p>

Вчера весь день прожил в сильной тревоге. Никак не мог понять и найти её источник и природу. Маялся, маялся, оттягивал момент сбора сумки в дорогу. Просто когда собираешь сумку, это значит: всё, с этого момента начинается отъезд. Я знаю людей, которые далеко выезжают редко, да и сам когда-то был таким. Когда-то и для меня сбор в дорогу был чем-то радостным или, во всяком случае, приятным. В особо ожидаемые поездки начинал собираться сильно заранее, за несколько дней. А теперь наоборот. Если куда-то отправляюсь утром – собираюсь в дорогу перед сном. Если днём или вечером – то буквально перед выездом. Вчера сбор в дорогу был настоящим ребусом или квестом – как угодно. Выезд в начале декабря из Калининграда, где идут дожди, на три недели, за которые нужно посетить Москву, Тамбов, Читу и Одессу, помимо других городов, и совершенно непонятно, какая тебя ждёт погода. Единственное – можно с уверенностью сказать, что точно очень разная. Но тем не менее всю одежду на три недели нужно уложить в одну относительно небольшую сумку. Удалось. При том, что на каждый день запланирована свежая рубашка или пуловер. При этом там поместилась ещё и пара сменной обуви, и смена верхней одежды, я уже не говорю про бельё и несессер. Лет пятнадцать тому назад мне бы понадобилась пара чемоданов. Опыт – лучший учитель!

Перейти на страницу:

Все книги серии Гришковец Евгений. Современная проза

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Север и Юг
Север и Юг

Выросшая в зажиточной семье Маргарет вела комфортную жизнь привилегированного класса. Но когда ее отец перевез семью на север, ей пришлось приспосабливаться к жизни в Милтоне — городе, переживающем промышленную революцию.Маргарет ненавидит новых «хозяев жизни», а владелец хлопковой фабрики Джон Торнтон становится для нее настоящим олицетворением зла. Маргарет дает понять этому «вульгарному выскочке», что ему лучше держаться от нее на расстоянии. Джона же неудержимо влечет к Маргарет, да и она со временем чувствует все возрастающую симпатию к нему…Роман официально в России никогда не переводился и не издавался. Этот перевод выполнен переводчиком Валентиной Григорьевой, редакторами Helmi Saari (Елена Первушина) и mieleом и представлен на сайте A'propos… (http://www.apropospage.ru/).

Софья Валерьевна Ролдугина , Элизабет Гаскелл

Драматургия / Проза / Классическая проза / Славянское фэнтези / Зарубежная драматургия