Одолень-трава

Пришли времена чудес, открылся магический лес, и тайною веют ветра…
Тебя я зову, явись наяву, развеять заклятье пора.
Москва далеко — и близко она, все связано в мире живом…
Дух Леса больной и город родной затянуты гибельной мглой.
Но нет, не случится того никогда — Дух Леса не сгубит беда!
Встаю на пути, и Злу не пройти — не сладить с моею душой…
Дух Леса! С деревьев спадает мрак, и силу дает Зодиак!
Возьми мою силу, впитай мою радость, явись — и да будет так!

И тут что-то изменилось вокруг. В воздухе появилось какое-то странное напряжение, он словно ожил, вибрируя, и задрожал. И этот трепет порождал особенные, ни с чем не сравнимые звуки, будто окрестность наполнилась трелями невиданных, сказочных птиц…

Скучун замер. Нервы его были страшно напряжены. Казалось, будто кто-то невидимый приближается к нему, а дрожащий воздух замирает от волнения, ощущая движение невидимки… Даже сердце у Скучуна забилось в каком-то новом, непривычном ритме, вторя ритму того сокровенного мира, который сейчас — он верил — должен был приоткрыться ему…

И тут случилось невероятное — такое, о чем Скучуну не грезилось даже в самых затаенных мечтах… Внешне он оставался таким, как и прежде, быть может только чуть легче, прозрачнее, но в то же время — о чудо! — он перестал ощущать свое пушистое тельце и при этом видел себя как будто со стороны…

Где же были его глаза? Они были везде!

Как будто тончайшие волны торжествующей, радостной силы исходили от Скучуна, теперь он знал, что это были силы его души… Каким-то непостижимым образом душа его освободилась от телесного плена — лучистыми потоками устремлялась она навстречу цветущему миру…

Преображенный Скучун стал единым с окружавшим его пространством, прозрачные волны его души проникали повсюду: он был теперь и в травах, и в запахе прелой земли, и в теплом, сыром лесном воздухе, поднимавшемся в вышину… и в то же время это был он и только он, Скучун! Казалось, душа его достигала самого солнца. И струящиеся ее лучи — теперь он воочию видел это — были похожи на солнечное сияние!

Сквозь восхищенного Скучуна проникал свет и ветер, тельце его утратило свою обычную плотность, растворилось, растаяло, оставив взамен только легкие очертания самого себя…

Наш герой прикоснулся к какой-то тайне, освободившей его душу и наделившей способностью наполнять собой и вмещать в себя всю живую природу, весь мир, оказавшийся таким невыразимо близким!

Глава V

Внезапно будто завеса упала перед глазами нашего героя, и он увидел то, что скорее всего и не появлялось и не исчезало доселе, а было всегда, недосягаемое для простых глаз…

Скучун увидел громадное Древо. Любое существо перед этим гигантом казалось бы карликом. Могучие корни его тонули в воде, голубой и прозрачной, как небо. Звезды и облака, Луна и Солнце отражались разом в воде, и казалось, что Древо вырастает на небесах… Двенадцать ветвей, словно двенадцать миров простирало оно в вышину, и были эти миры как ступени, ведущие из земных пределов в беспредельность Вселенной! Каждая ветвь заключала в себе целый мир со своим населением и укладом, и жизнь эта едва угадывалась, сокрытая полупрозрачной завесой бело-розовых облаков.

Вершина Древа скрывалась за облаками, которые будто нехотя опадали к земле сонными водопадами, окружая необъятную крону белым бесплотным кольцом. Сквозь облачный полог проглядывали смутные очертания обитателей древесного Града. Налетевший порыв ветра разорвал на миг живое кольцо облаков, и оттуда, гудя, вылетел на свободу целый рой золотисто-медовых пчел! И пока облака не сомкнулись снова, Скучун любовался на изнеженные палевые цветы — они безутешно покачивались на ветвях, в обиде на гадких изменниц-пчел, которые с такой легкостью оставили их, даже не попрощавшись! Покинутые цветы тихонечко плакали, роняя тягучие слезные капли нектара на шелковистые лепестки, и, колеблясь, звенели алмазные их тычинки, сиявшие точно маленькие драгоценные звездочки…