В городке под Лозанной жизнь шла своим чередом. «Перед похоронами я почувствовал в доме запах яблок, — рассказывал Юбер де Живанши. — Я захотел узнать, откуда он, и спросил прислугу. Часть погреба была заполнена урожаем прошлого года, который по воле Одри собирались, как и во все годы, послать Армии спасения. В этом была вся Одри: она постоянно заботилась о других — скромно, незаметно. Вот что было в ней чудесного, вот что превращало её в почти неземное существо, несмотря на годы».
Вскоре Толошна застыл в зловещей тишине, нарушаемой лишь печальным звоном колокола протестантской церкви. Первой на смерть Одри Хепбёрн откликнулась Элизабет Тейлор. Роджер Мур, сопровождавший Одри во время одной из последних поездок в Сомали, утверждал: «Она была редким явлением в Голливуде, звездой, искренне заботившейся о других, а уж потом о самой себе». Она принесла последнюю жертву, отправившись в Сомали три месяца тому назад. «Она задержалась там дольше задуманного, чтобы продолжить работу. Если бы она вернулась и получила лечение... как знать, чем бы всё закончилось?» Джордж Пеппард, партнёр Одри по «Завтраку у Тиффани», негромко сказал: «Серебряный колокольчик умолк». Бывший президент Рональд Рейган назвал её «легендой, великой женщиной, которой нам будет не хватать». Софи Лорен добавила: «Она сделала богаче жизнь миллионов человек», а Шон Коннери заявил: «Я её обожал».
Как ни парадоксально, с учётом стольких проявлений любви Роб и члены семьи опасались, что похороны, назначенные на воскресенье, превратятся в «цирк». Хотя они предпочли бы церемонию в узком кругу, об этом пришлось забыть: полиция готовилась к наплыву тысяч человек. Однако маленькая церковь Толошна, где должно было проходить отпевание, могла вместить не больше сотни.
В назначенный день было столько камер и цветов, как на похоронах всемирной знаменитости. На тихих, узких, сверкающих чистотой улицах посёлка жители выстроились в цепь. Они знали её просто как «мадам Одри» — вечно улыбающуюся звезду, «блистательную комету, излучавшую яркий свет», которая сама ходила по магазинам и не гнушалась работой в саду. На всех лицах была написана скорбь. На площади перед церковью пожилые женщины в золоте, мехах, чёрных очках и удобной обуви (в душе — поклонницы Одри) были явно разочарованы отсутствием звёзд. Жителей посёлка растрогала простота церемонии. Депутат местного городского совета заявил, что было решено не устраивать никакой помпы, «поскольку мы поняли, что она хотела бы обычную яму на кладбище, как для простых смертных».
За гробом из светлого дуба, провожая его к церкви, медленно шли 120 приглашённых. Роб — высокий, полный достоинства, с седой бородой — нёс гроб вместе с Андреа, Шоном, Лукой, братом Одри Яном и Юбером де Живанши — кутюрье, делавшим эскизы нарядов Одри более тридцати лет. Позади следовали другие близкие люди, в том числе Мел (в плотном коричневом пальто, защищавшем от холода, и явно удручённый), директор ЮНИСЕФ Джеймс Грант, Роджер Мур с женой Луизой, вдова Юла Бриннера и принц Садруддин Ага-хан, Бегум[62] и коллега по ООН, который произнёс одну из речей.
Единственной кинозвездой, присутствовавшей на церемонии, стал француз Алён Делон, прибывший в церковь с опозданием. Несколько дней спустя он возмущённо рассказывал журналу «Эль»: «Я не знал мадам Одри Хепбёрн лично, но глубоко ею восхищался. Она так много дала мне в профессиональном и человеческом плане, что я счёл своим долгом присутствовать на её похоронах. Там было только два актёра: Роджер Мур и я. Неужели наша профессия настолько бесчувственная? Для меня стало шоком, что ни одна актриса не потрудилась приехать и отдать ей дань уважения. Кто был там, кроме родственников? Юбер де Живанши — её портной; Александр, её парикмахер, и я... её колбасник. Поставщики!»
Венки, лилии, гвоздики, сплетённые с маргаритками, и море розовых роз закрыли целую стену в церкви. Среди всех этих великолепных цветов находился один букет, который растрогал бы Одри больше других. На фиолетовой ленте было написано «ЮНИСЕФ», а дальше шли простые слова: «От всех детей мира». Орган заиграл прелюдию Баха, её подхватили нежные голоса детей. Церковь была усыпана розовыми и белыми цветами — любимые цвета Одри, — присланными королевской семьёй Нидерландов. Давний друг Мартин Шрёдер принёс букет белых тюльпанов «Одри Хепбёрн» — сорт, созданный специально для актрисы.