Их первая встреча произошла в салоне модельера на улице Альфреда де Виньи, дом 8. Так зародилось легендарное сотрудничество. Живанши вспоминал: «Она сама приехала ко мне. Это было в 1952 году в Париже. Мне было 26 лет, я был тогда молодым кутюрье, готовившимся устроить дефиле. Мне объявили о приезде актрисы из Голливуда, и я подумал, что это Кэтрин Хепбёрн. Увидев тоненькую девочку с огромными глазами, я сначала сильно удивился... почти расстроился! В то время Одри была ещё малоизвестна в Париже. Она непременно хотела примерить мои платья. Я упирался. Но она умела убеждать. “Позвольте мне примерить хоть одно”, — просила она. Это был в точности её размер, словно хрустальная туфелька в “Золушке”! После всё закрутилось очень быстро. Кстати, “Сабрина” — это история современной Золушки. Я специально поехал в Голливуд пообщаться с продюсерами и режиссёром. Поскольку она была довольно худой, мне нужно было избегать слишком глубоких декольте. “Главное — прячьте её грудь!” — говорил мне Уайлдер. Одри же было на это наплевать. Я сделал эскизы, которые потом показали продюсерам. Но Одри тоже должна была сказать своё слово».
Между молоденькой девушкой в миткалёвых брюках, простой футболке и широкополой шляпе с красной лентой и великим кутюрье сразу вспыхнул роман! Дочь баронессы ван Хеемстра и граф де Живанши, оба принадлежавшие к протестантскому вероисповеданию, дополняли друг друга; они больше никогда не расстанутся и будут способствовать взаимному успеху.
Живанши вспоминает: «Моя магия зависела от неё. Она привносила в одежду собственное изящество. В то время я одевал также Элизабет Тейлор и кое-каких других голливудских звёзд. Но ничего постоянного, как с Одри. Это была невероятно верная женщина. Работать с ней было радостью. Мы веселились, танцевали! Между нами было что-то необыкновенное, постоянное взаимопонимание. Мы перезванивались три-четыре раза в неделю. В каком-то смысле — да, она стала моей музой. Одри не была избалованным ребёнком. Она знала, что у неё есть талант, но успех не вскружил ей голову. Для меня это был ангел с глазами газели».
Это была великая история платонической любви. «Нежность её взгляда, её восхитительные манеры сразу меня очаровали», — писал Живанши об их первой встрече. А 40 лет спустя, в стихотворении в прозе, которое Одри написала, чтобы отметить вклад Живанши во французскую моду, она так выразилась о нём:
Она сама рассказала о платьях, которые Живанши нарисовал для «Сабрины»: «Одно — очень классическое, почти строгое вечернее платье с маленькой бесстыдной бабочкой на плече, придававшей ему лёгкость и юмор, которые мне нравятся. Ещё он нарисовал роскошное платье из белого органди с чёрной вышивкой, в которое Сабрина одета в сцене в зимнем саду, когда Уильям Холден, гуляка-брат Богарта, ведёт меня в медленном и чувственном танце».
Живанши даже назвал особый вид ткани «Сабрина» в честь Одри. Шесть лет спустя он выпустит духи «Запрет» («L’Interdit»)[26]
и посвятит их ей. Он даже возьмёт на работу одну манекенщицу, потому что та похожа на Одри. Одри в самом деле стала музой, вдохновлявшей Живанши. А он превратил её в символ молодости и элегантности.В Голливуде пятидесятых годов «забавная мордашка» Одри Хепбёрн, сияющая свежестью, лукавством и энергией, появилась в журнале «Синемаскоп», хотя в те времена продюсеры ещё грезили о «буферах» Мартины Кароль, бюсте Джейн Мэнсфилд и пышных формах Сильваны Пампанини. Как отмечает журнал «Эль», «своей андрогинной фигурой ещё совсем молодая актриса вывела из моды пышные формы, которые в послевоенное время символизировали на экране возвращение к изобилию. Тоненькая — того и гляди, переломится, с хрупкими плечиками, лебединой шеей, но при этом округлыми бёдрами и длинными сильными ногами балерины, Одри на поколение предвосхитила великих топ-моделей, которых будут тиражировать журналы мод». На съёмках «Сабрины» Билли Уайлдер произнёс пророческие слова: «Этой девушке, возможно, удастся одной вывести грудь из моды».