Одураченные случайностью

У меня есть другая причина серьезно воспринимать предупреждение Солона. Я возвращаюсь назад, к той же самой полосе земли в Восточном Средиземноморье, где свершалась история. Мои предки испытали моменты чрезвычайного богатства и смущающей бедности на протяжении жизни одного поколения, резкие перемены, которые людям вокруг меня, знающим лишь устойчивый и постепенный рост благосостояния, кажется невозможным (по крайней мере, во время писания книги). Окружающие меня либо не испытывали (пока) проблем в семье (за исключением Великой Депрессии), либо, скорее всего, не имеют достаточной исторической памяти. Но для людей моего сорта, восточно-средиземноморских православных греков и завоеванных граждан Восточного Рима, все обстоит так, как будто в наши души вшиты воспоминания о том грустном апрельском дне, приблизительно 500 лет назад, когда Константинополь, завоеванный турками, выпал из истории. И мы, разбросанные частицы мертвой империи, остались в исламском мире преуспевающим меньшинством с чрезвычайно хрупким богатством. Более того, я ярко помню образ моего достойного деда, бывшего представителя премьер-министра и сына представителя премьер-министра (кого я никогда не видел без костюма), потерявшего свое состояние во время Ливанской гражданской войны и живущего в бедной квартире в Афинах. Кстати, испытав разрушительные последствия войны, я нахожу недостойное обнищание гораздо более нежелательным, чем физическую опасность. Так или иначе, смерть с достоинством кажется мне более предпочтительной, чем жизнь дворника. Это есть одна из причин, почему я опасаюсь финансовых рисков гораздо больше, чем физических. Я уверен, что Крез больше волновался о потере своего королевства, чем опасался за свою жизнь.

Существует важный и нетривиальный аспект исторического мышления, возможно, более применимый к финансовым рынкам. Его суть: в отличие от многих наук, история не может экспериментировать. Но, так или иначе, в целом история достаточно коварна, чтобы со временем, в средне– или долгосрочной перспективе, предоставить возможные сценарии, «хоронящие плохого парня». Как часто говорят на рынке, плохие сделки догоняют вас. Вероятностные математики дают этому явлению причудливое название эргодичность. Это означает, что в грубом приближении при некоторых условиях очень долгие выборочные траектории становятся похожими друг на друга. Свойства очень, очень длинной выборочной траектории были бы подобны усредненным характеристикам более коротких траекторий, смоделированных генератором Монте-Карло. Если бы дворник из Главы 1, выигравший лотерею, жил бы 1000 лет, то не следует ожидать, что он выиграет большее количество лотерей. Те, кто был неудачлив в жизни, несмотря на свои навыки и умения, в конечном счете, поднимутся. Удачливый дурак мог бы извлечь выгоду из свалившейся на него удачи в жизни, но, в конечном итоге, при длинном пробеге он медленно бы снизошел до состояния менее удачливого идиота. Каждый возвратился бы к своим долгосрочным характеристикам.

Очищенное мышление в карманном компьютере

Горячие новости

Журналист ― мое несчастье появляется в этой книге в образе Джорджа Вилла, имеющего дело со случайными результатами. Я покажу, как моя игрушка Монте-Карло учила меня очищенному мышлению, под которым я подразумеваю мышление, основанное на окружающей информации, лишенной бессмысленного, но развлекающего беспорядка. Различие между шумом и информацией (шум имеет большее количество случайности) в этой книге имеет аналог в виде различия между журналистикой и историей. Чтобы быть компетентным, журналист должен рассматривать вопросы подобно историку и преуменьшать ценность информации, которую он предоставляет, говоря что-нибудь типа «сегодня рынок повысился, но эта информация ― немногого стоит, поскольку это произошло, главным образом, благодаря шуму». Он, безусловно, потерял бы свою работу, упрощая значимость информации. Мало того, что журналисту трудно думать подобно историку, но, увы, историк все больше становится похожим на журналиста.