Одураченные случайностью

Когда французскому аристократу, писателю-классицисту Генри де Монтерланту сказали, что ему грозит потеря зрения из-за разрушительной болезни, он нашел более приличествующим расстаться с жизнью. Такой конец становится классикой. Почему? Предписание стоика заключается в выборе того, что можно делать, чтобы управлять судьбой перед лицом случайного результата. В конце концов, каждому позволено выбрать между не жизнью вообще и тем, что дается судьбой; мы всегда имеем опцион против неопределенности. Но такое отношение не ограничивает стоика. Обе конкурирующие секты в древнем мире ― стоицизм и эпикурейство ― рекомендовали такой способ контроля над выбором (различие между ними лишь в незначительных технических особенностях, это совсем не то, что понимается сейчас в обывательской культуре под этими философиями).

Быть героем ― необязательно такой чрезвычайный акт, как гибель в сражении или убийство другого (последнее возможно лишь в исключительных обстоятельствах, иначе рассматривается как трусость). Наличие контроля над случайностью может быть выражено в манере действовать как в большом, так и в малом. Вспомним, что эпические герои оценивались по их действиям, а не результатам. Независимо от того, насколько сложны наши варианты выбора и в какой мере мы доминируем над шансами, последнее слово будет за случайностью. В качестве выхода из ситуации нам оставлено только право выбора варианта, позволяющего сохранить человеческое достоинство. Достоинство определяется как выполнение протокола поведения, не зависящего от непосредственных обстоятельств. Такой выбор не может быть оптимальным, но, безусловно, позволяет чувствовать себя лучше. Например, л юбезность при давящих обстоятельствах, решение не подхалимствовать перед кем-то, независимо от возможной награды, участие в дуэли, чтобы спасти лицо. Или передача сигналов предполагаемой пассии во время ухаживания: «Послушайте, я влюбляюсь в Вас без памяти, Вы завладеваете мною, но я не буду делать вещи, компрометирующие мое достоинство, и Вы никогда не увидите меня снова».

В последней главе мы обсуждаем случайность под совершенно новым углом ― философским. Но это не та жесткая философия науки и эпистемологии, какую мы видели в части 1, где речь шла о проблеме черного лебедя. Здесь более архаичный, более мягкий тип философии, ее различные руководящие принципы, которые древние люди применяли для сохранения лица и достоинства, когда приходилось сталкиваться со случайностью. Ведь не было никакой реальной религии в то время (в современном смысле). Стоит заметить, что перед распространением того, что наилучшим способом можно определить как средиземноморский монотеизм, древние не слишком верили во влияние своих молитв на повороты судьбы. Их мир был опасен, чреват вторжениями и разворотами фортуны. Они нуждались в существенных рецептах, чтобы иметь дело со случайностью. Эти верования мы рассмотрим далее.

Замечания на похоронах Джекки О

Если бы нас посетил стоик, его можно было бы представить героем следующей поэмы. Многие искушенные любители поэзии считают К.П. Кавафи одним из величайших поэтов. Константинос Кавафи был александрийским греком с турецкой или арабской фамилией, он почти столетие назад состоял на государственной службе и писал поэмы на смеси классического и современного греческого языка. Кавафи написал за целую жизнь всего лишь маленький томик стихов, однако считается одним из крупнейших поэтов нового времени. Его поэзия, кажется, забыла о последних пятнадцати столетиях развития западной литературы. Греки дорожат им как национальным памятником.