Одуванчиковое лето у бетонной стены

   Несколько раз хотела съездить тайком. Но задумывалась над тем, что это обман и нечестно - и оставалась дома. Заносила для Иры цифры в бесконечные столбики. Неделю, вторую...

   На третьей неделе сдалась.

   - Саша, давай поговорим.

   Если честно, я не думала, что он расслышит мой неуверенный сдавленный писк сквозь гул оживлённой улицы.

   - О чём, Нюрчик?

   И тут оказалось, что перейти к делу - это очень трудно. Я мялась, мямлила, пытаясь сформулировать как можно точнее, короче и безобиднее. Автострада шипела на меня рассерженной змеёй. Саша ждал.

   - Мне хочется... очень хочется... увидеть Одуванчик.

   Сашка вздохнул.

   - Зачем, милая?

   - Я скучаю, - ответила еле слышно.

   Щелчок зажигалки, затяжка, повисшая пауза.

   - Нюрк, я не могу запретить. Я лишь попросил тебя не ездить туда. Просьбу можно выполнить или не выполнить. Ты сама выбираешь. Но мне не хотелось бы. Честно.

   - Почему?

   - Потому что я тебя люблю и пытаюсь сберечь.

   - От чего, Саша? От настоящего чуда? Ты же сам видел, ты чувствовал...

   Он посмотрел на меня грустно и с сожалением.

   - Именно потому что я сам всё видел.

   - Я не понимаю...

   - Жаль.

   Он курил, я стояла рядом - растерянная и ощущающая себя отделённой от него бетонной стеной взаимонепонимания.

   - Вон твой трамвай - как раз до окраины.

   Тупо шагнула к остановке. Обернулась.

   - Ты поедешь со мной?

   - Нет. Поезжай. Позвони, когда вернёшься домой, Нюрк. Я буду ждать и волноваться.

   Двери трамвая закрылись за моей спиной, откусив шипение улицы, запах пирожков на остановке и надоедливое "Внимание, акция! Купив сегод...". Вагон тронулся. Я не отрываясь смотрела на Сашу. Он выбросил окурок в урну, ссутулился и достал следующую сигарету. И было в этом что-то такое безысходное, что...

   Выскочила на следующей остановке. Бежала, чудом не сталкиваясь с прохожими, неслась, как на пожар. Мокрое платье прилипало к спине, воздух комками застревал в горле.

   Издалека увидела, как Саша садится в подъехавшую маршрутку. Рванулась изо всех сил, крикнула так громко, как смогла:

   - Саааашааааа!!!

   Чудо всё-таки произошло: он меня услышал.

   А потом... Я могла бы нагородить тебе сказок про дурные предчувствия, про то, что я всё же смылась от Саши к Одуванчику, как сидела рядом с ним, счастливая... но врать-то зачем? Нет смысла рассказывать красивые слёзные истории ради итога.

   Его не стало, дружище. В один момент.

   Я развешивала в ванной свежевыстиранное бельё, когда вдруг меня на секунду накрыло что-то резкое, острое - будто какой-то бесшумный взрыв, под волну которого я попала. Дурнота, оглушённость... и вот уже прошло, а я сижу на кафельном полу, локоть ободран об ванну, мокрая простыня, свалившаяся на меня с оборванной верёвки, ощутимо-холодная.

   - Нюра, что такое? - в дверях встревоженная мама.

   - Вот, упала, - ответила я растеряно.

   Встала, пристроила кое-как простыню, прошла в комнату. Я уже тогда всё поняла, но боялась даже подумать, что это правда...

   Джинсы, футболка, быстро взмахнуть над собой расчёской...

   - Дочь, ты не..?

   - Нет. Не знаю. Мам, я отъеду ненадолго. Через час-полтора вернусь, ладно?

   - Ты к Саше?

   - Нет.

   Автобус ехал медленно. Словно пытался таким образом заставить меня подумать над тем, зачем я в него села и какой смысл ехать туда, куда я еду. Смысла УЖЕ не было. Был порыв... и всё. Как будто дали пинка - и ты бежишь. Уже далеко убежал, а остановиться не можешь, потому что под горку...

   Несколько раз тянуло выйти из автобуса и вернуться домой. Только какое-то непонятное чувство удерживало на месте. И я ехала, безразлично созерцая входящих-выходящих пассажиров, одинаково-разные авто за пыльным окном, а в голове расплывалась пустота.

   Бессмысленно.

   Поздно.

   Ну и что?..

   Траву возле стены трамвайного депо покосили. Немолодой мужчина в синем комбинезоне жужжал косилкой метрах в ста от того места, где рос Одуванчик. Где он рос меньше двух часов назад.

   Присела на корточки и погладила раскрытой ладонью стриженный ёжик, оставшийся от гусиной травки. Трогать зияющие трубочки вен-стебельков моего Одуванчика не хватило смелости. Я знала, что ничего не почувствую, и не хотела убеждаться в этом лишний раз.

   - Я знаю, что ты меня звал... а я не приходила. И поздно теперь просить за это прощения.

   Проходящая мимо парочка покосилась на меня с опаской. "Я знаю, что вы обо мне думаете", - сказала я про себя, - "Но это ничего не изменит...". Они отошли метров на пять, и до меня донеслось:

   - Миш, там цветок был...

   Слёзы потекли сами.

   - Нюра, я тебя прошу - всё, хватит плакать. Взрослая девушка, люди смотрят...

   - Тебе за меня стыдно? - спросила еле слышно.

   Саша осёкся, вздохнул.

   Я встала с поребрика и медленно побрела вдоль бетонной стены. Он догнал меня, набросил мне на плечи пиджак. А я и не заметила, что холодает...

   - Давай такси поймаем? Не хочу тебя в транспорт, там бабки и сумки.

   - Всё равно.

   Сашка стиснул моё запястье, словно боялся, что я от него убегу. Поймал машину, открыл передо мной дверцу. Уселся рядом, назвал водителю свой адрес. Привалилась к Сашиному плечу, прикрыла глаза. Равнодушие надавило...

   - Нюра, милая... Ты успокоилась?