Офелия (СИ)

- Ну как всегда, на самом интересном месте эта дурацкая надпись! – вздохнул Кевин, переворачивая последнюю страницу комикса. – Кто вообще придумал это «продолжение следует»?

- Ах-ха, - согласился Йонас и перекатился на спину. – Скучная надпись. Нет бы там было что-нибудь этакое. Ну, про героев. Или про мир. Как выдержка из учебника. Или вкладыш типа сигаретной карточки.

- Я могу нарисовать, - предложил Питер. – И будут у вас карточки по комиксам.

- И их можно будет продавать желающим! – оживился Кевин. – Мы заработаем денег, соберём машину для экспериментов…

- Каких экспериментов? – приподнялся на локтях Йонас.

- Со временем. Я сейчас про это читаю, - гордо задрал облупившийся от солнышка нос Кевин.

- А ты уверен, что у тебя не электрический стул получится? – поддел приятеля Йон.

- Вот у тебя точно только он и получится! – вскинулся Кевин. – Потому что ты…

- Немец, немец, - покивал Йонас. – А у тебя клюёт.

Кевин подскочил с места, как ужаленный, запрыгал в траве, схватив удочку. Питер уселся поудобнее, подобрав под себя ноги. Смотреть, как Кевин ловит рыбу, было почти что как ходить в кино. Каждую пойманную плотвичку Кев встречал такими йодлями, которым позавидовали бы даже самые голосистые горцы. Трясущимися руками он снимал рыбёшку с крючка, целовал её и поднимал над собой, как бесценный трофей, добытый в битве. В ведро с водой рыба отправлялась с не меньшими почестями. Кевин бормотал какие-то заклинания, насаживая червяка на крючок, тщательно плевал на него и долго прицеливался, прежде чем закинуть удочку снова. Йонас и Питер обхохатывались, всякий раз наблюдая весь процесс.

- Надо было его какому-нибудь ритуальному танцу научить, - шепнул Йонас, созерцая пассы над пойманной плотвой. – Или переобувать сандалии с ног на руки. Типа чтобы точно клевало.

Кевин оказался невероятно азартным рыбаком и столь же наивным: Йонас наговорил ему на первой рыбалке феерической ерунды из разряда «рыболовной магии и техники», в которую Кев поверил. Питер удивлялся, глядя на то, как его фанатеющий от науки друг внимает белиберде Йонаса, открыв рот. К счастью для всех, белиберда была абсолютно безобидной.

- Громче орать надо, - напутствовал Йонас начинающего рыболова. – Чем громче орёшь, тем больше рыбы знает, что тут классно. Звук под водой разносится плохо, ты это сам знаешь, учёная голова. Так что давай, старайся.

От воплей Кевина с ивы сорвались напуганные птахи. Мальчишка покашлял, набрал полную грудь воздуха и снова издал душераздирающий крик. Питер закрыл лицо ладонями, чтобы хоть как-то сдержать рвущийся наружу смех. Йонас подошёл и похлопал Кевина по плечу.

- Отлично. Теперь жди целую акулищу на свой крючок. Ты, когда забрасывал, на одной ноге попрыгал?

- Нет, - растеряно пожал плечами Кевин. – Забыл.

- Ну, тогда всё. После седьмой рыбы надо скакать на одной ноге, когда забрасываешь. Иначе конец рыбалке.

Йонас сделал скорбное лицо и вернулся туда, где Питер меланхолично перелистывал комикс.

- Пит-Опилками-Набит, - окликнул он его. – Кончай киснуть.

- Жарко сегодня, - вздохнул Питер.

- Тебе уже две недели жарко. Особенно по вторникам и субботам.

- Йо-о-он! – завопил Кевин у воды. – У тебя клюё-о-от!

Йонас умчался подсекать и выуживать рыбу. Питер лёг в траву, закинув за голову руки и прикрыл глаза.

Вот уже две недели как он старался поменьше бывать дома по вторникам и субботам. В эти дни приезжала миссис Донован – и всё внутри Питера холодело и переворачивалось. Такое же чувство он испытывал, когда лечил зубы у дантиста: беспомощность, невозможность избежать неприятной процедуры, страх перед болью. Яркая лампа, белоснежные стены и пол, уродливое громоздкое кресло в кабинете добавляли паники. Миссис Донован была страшнее дантиста. Поход к врачу не всегда заканчивался лечением зубов. А визиты тренерши никогда не приносили покоя или удовольствия ни Офелии, ни Питеру. Мальчишка понимал, что ничем не может помочь русалочке, и это заставляло его уходить как можно дальше, когда в саду ставили граммофон и клали рядом пластинку с «Голубым Дунаем».

А ещё он боялся Офелии. Неделю он вообще не подходил к пруду и не спускался в нижнюю гостиную. Лишь изредка смотрел на водоём из окна оранжереи. Русалка или плавала у решётки, или не показывалась совсем. Но однажды Питер пришёл на любимое место среди цветочных кадок и бесчисленных лиан в то время, в которое обычно приходил играть с Офелией, и увидел её у бортика. На дорожке лежал позабытый мячик, и русалка покачивалась в воде вверх-вниз как раз напротив него. Она думала, что Питер придёт играть. Она ждала его. А он не пришёл. Просидел два часа с раскрытой на коленях книгой, но не прочёл ни строчки: смотрел на Офелию. Она то ныряла, то снова появлялась на том же месте. Все два часа. Потом Питер не выдержал и ушёл в свою комнату.

Он ворошил рисунки, изображающие девочку-цветок. Такую красивую, что трудно было вообразить себе что-то более прекрасное. Рассматривал картинки и невольно обращался к памяти ощущений.