- А когда мы с Кевином вступились за неё и заставили тренершу оставить её в покое, отец отослал меня сюда. Чтобы я не видел ни друзей, ни Офелии. И не мешал ему делать с моей подругой то, что ему хочется. А её это мучает, тётя. Я не могу стоять в стороне, когда плохо моим друзьям, - закончил рассказ Питер.
Они дошли до пристани и сели за столик в уличном кафе. Тереза заказала себе кофе, Питеру мороженое и чаю. Пока мальчишка ел, она отпивала из своей чашки маленькими глотками и смотрела в сторону. Питер тоже молчал. Смотрел на подплывающие к пристани лодки, вдыхал запах реки, такой непохожий на запах ручья, где они с ребятами удили рыбу. Эйвон пах не травами и нагретой солнцем корой дерева, а чем-то мёртвым, металлическим. Запах был настолько чётким, что, казалось, пропитал даже мороженое, потому сладость Питер доел с трудом.
- Посмотрим на воду? – предложила ему Тереза.
Официант принёс счёт, Тереза положила на блюдце несколько монет. Питер украдкой следил за выражением её лица, пытался предположить, о чём она думает. Ему показалось, что после его рассказа тётя загрустила.
Вода у причала лениво плескалась, отсвечивая на солнце бензиновыми разводами поверх желтоватой мути. Возле одетых в камень берегов плавал мусор, размокшая бумага, щепки. Питер пригляделся и среди бурых мохнатых водорослей разглядел мёртвую рыбу. «Эйвон и Бристоль – братья. Очень похожи, - подумал он. – Серые, грязные, скучные и замусоренные».
- У нас за деревней протекает большой ручей, - сказал он, повернувшись к тётке, которая смотрела на воду, облокотившись на давно не крашенные деревянные перила. – В нём вода выглядит живой. А тут какая-то мёртвая.
- Удел крупных рек, зайчик, - вздохнула Тереза. – Большие реки в черте города ленивы, медлительны и сонны. То ли дело в ущелье. Хочешь, съездим на днях в Клифтон? Там замечательный старый подвесной мост. Как раз над ущельем, на дне которого бежит Эйвон. На закате там невероятно красиво.
Питер хотел вежливо отказаться, но подумал, что прогулка будет хоть каким-то развлечением здесь, и согласился. Они с Терезой медленно пошли по набережной в сторону дома. Каблучки маминой сестры ровно постукивали по тротуару. Питер обходил лужи и думал о том, что Офелии бы Эйвон тоже не понравился.
- Я всё размышляю о том, что ты рассказал, - задумчиво начала тётя. – И чем больше вдумываюсь, тем меньше понимаю мир, в котором живу. Я не вправе при тебе обсуждать поступки твоих родителей. Но я их не понимаю. Папа знает, что вы с русалочкой друзья, верно? А мама?
- И мама знает. Но им это не нравится. Папа позволяет мне играть с Офелией только ради того, чтобы она лучше слушалась. Мама… Мама считает, что Офелию не следовало покупать. Что она опасна.
- А когда ты заступился за русалочку, что сказала мама?
- Ничего не сказала. Кроме того, что приедет папа и будет очень недоволен.
- А кто кормит Офелию?
- Папа. Иногда я. Агата ей как-то дала кусочек белого хлеба, но Офелия показала, что ей не вкусно.
- Выходит, мама совсем не знает вашу Офелию?
Питер посопел, скользнул взглядом по витрине парикмахерской.
- Её никто так не знает, как я. Для папы она животное. Мама с ней совсем не общается. Ларри неприятно, когда он её видит. Агата раньше тоже её боялась, но сейчас поняла, что Офелия - такая же, как мы.
Тереза поглядела на него так, что Питеру стало странно. Никто из взрослых не сочувствовал Офелии. Никогда. Для всех она была или экзотическим зверьком, или врагом. Были и те, кто оставались к ней равнодушны. Например, Тревор. Но Тереза Литтл, похоже, не относилась ни к одной из этих категорий.
- Печально, зайчик. Вернётся с работы дядя Фред, и мы подумаем, как тебе помочь.
- Тётя Тереза, вы… не ненавидите Офелию?
Она остановилась, взмахнула накрашенными ресницами.
- Нет, конечно. Она же просто ребёнок, который ни в чём не виноват. Я представляю, как ей страшно в чужом мире… Да, так не принято думать, но почему я должна поддакивать тем, кто несёт чушь? – возмущённо произнесла она и тут же осеклась: - Прости. Я не должна так говорить при тебе. Давай сделаем так: мы с Фредом постараемся сделать твоё пребывание у нас приятным, а ты пообещай не грустить.
- Легко пообещать, - хмыкнул Питер.
- А ты попробуй не только пообещать, но и сделать. Как должны поступать взрослые.
- Я тоже не должен так говорить, но взрослые очень редко выполняют обещания, - ядовито сказал он, провожая взглядом рейсовый автобус. – Но ещё чаще взрослые говорят одно, делают другое, а думают при этом вообще третье.
Тереза присела на корточки. Подол позади неё почти коснулся мокрого тротуара.
- Питер, я тоже взрослая. Но это вовсе не значит, что все одинаковые, - сказала она спокойно, глядя на мальчишку снизу вверх. – Ты уже большой парень, умеешь делать выводы. Но я прошу тебя: когда не обобщай, когда речь идёт о людях. И не торопись сделать вывод.
Вечером, уже засыпая под мурлыканье кота в изголовье кровати, Питер прислушивался к разговору дяди и тёти в соседней комнате. Подслушивать было нехорошо, но Литтлы говорили как раз о нём и об Офелии.