Офелия (СИ)

- Фред, вдумайся, - торопливо шептала Тереза. – Это как вообще: отсылать сына из дома для того, чтобы тот не мешал причинять боль существу, к которому привязан? Объявлять мальца позором семьи, запирать его… И Оливия молчала! Оливия во всём потакает мужу! Это оттолкнёт Питера от них, нельзя так!

- Прости, дорогая, но сестра твоя – тряпка. А от Леона я такого просто не ожидал. Прибыль прибылью, но так ломать собственного сына… – голос Фреда Литтла звучал задумчиво. – У Пита доброе сердце, сильный парнишка растёт. Я прежде считал его слабохарактерным, но теперь вижу, что ошибся. Встать на защиту русалки – это очень смело. Особенно пойти отцу наперекор.

- Он знал, ради чего это делал, - гордо сказала его жена. – У мальчика очень правильное представление о чести и бесчестии. Он защищал слабое, красивое, хрупкое создание. А Леон старательно рвёт ту волшебную нить, что связывает детей дружбой. Что будет, когда она порвётся?

- Одним порядочным человеком станет меньше. Тереза, я понимаю, что это чужая семья, но я считаю своим долгом вмешаться в ситуацию. Я поговорю с Леоном с глазу на глаз при первом же удобном случае.

«Мрррр», - подтвердил Пуфф, вытянув лапы и поигрывая вихрами на макушке Питера. Мальчишка улыбнулся, погладил кота, завернулся в одеяло и погрузился в сонные мечты. Бристоль уже не казался ему отвратительным местом.

Офелия (эпизод тридцать третий)

Питер честно держался два дня, потом попросил разрешения позвонить друзьям. Конечно, тётя Тереза позволила.

Он сидел на низком стульчике в коридоре, сжимая мокрыми от волнения ладонями телефонную трубку и слушал, как за много километров от него капают длинные гудки. Наконец, трубка защёлкала, и далёкий голос Кевина произнёс, растягивая слово:

- Ал-л-ло?

- Кевин, это я, Питер. Привет!

- Палмер! – восторженно завопил далёкий приятель. – Ух, как же здорово тебя слышать! Я уже начал думать, что тебя посадили в тюрьму. Где ты пропадаешь? Я звонил, но твоя мама сказала, что ты уехал, и разговор оборвался…

Питер рассказал. Поведал всё честно, без драм и придуманных страданий. Рассказал про то, как они с тётей и дядей гуляли по Бристолю, про большую библиотеку, про выставку картин Джона Симмонса, который одним из первых начал иллюстрировать фольклорные и фэнтезийные книги. Долго описывал башню Кабота и башню Уилса, рассказал, как сам по карте добрался до собора святой Марии в Рэдклиффе, и что завтра дядя Фред обещал свозить его посмотреть на корабль-музей эпохи королевы Виктории.

- А ещё мы планируем съездить железнодорожный музей и в Клифтон, поглядеть закат с подвесного моста, - бодро отрапортовал Питер. – Я тут как турист прям! Завидуешь, учёная башка?

- Только этим и занимаюсь! – рассмеялся Кевин. – А я словил фингал под глаз. Абсолютно настоящий!

- Охренеть! – ахнул Питер. – Это кто тебя так угостил?

- Это Йонас учил меня драться! – даже не видя Кевина, можно было догадаться, что того прямо распирает от гордости. – Хорошо, я без очков был! Отец записал меня в спортзал, когда я с синяком домой пришёл. Будем с немцем вместе ходить. Только в разные секции.

- Йона стали отпускать из дома? – не поверил услышанному Питер.

- Ну… - Кевин замялся, трубка выдала короткий смешок. – Кажется, я очаровал воспитанием его тётку. И уговорил её отпускать Йона со мной.

- Что ты ей такого сказал-то?

- Что я щуплый мелкий очкарик-еврей, которому очень хочется научиться постоять за себя. И что я боюсь один ходить в спортзал. И готов платить её племяннику за проезд на автобусе, лишь бы он провожал меня до спортзала и обратно, - оттарабанил Кевин и захихикал.

- Ну вы даёте! – восхищённо выдохнул Питер и добавил: - Чёрт, ребята, я страшно по вам скучаю. Как там Офелия? Йонас не говорил о ней?

- Не, он вообще неразговорчив эти дни. Курит много. Зачем он вообще это начал?

- Это уже его дело. Ты уж спроси у него про Офелию, будь другом.

- Вечером спрошу. Хочешь, мы тебе позвоним? Какой у твоей родни номер?

Питер позвал тётю Терезу, та продиктовала номер телефона, Кевин всё записал, обещал позвонить завтра в шесть вечера, и мальчишки распрощались.

- Скучаешь по своим? – спросила Тереза из кухни, откуда щедро разливался запах запекаемой в духовке курицы.

- Да. Особенно по Йонасу и Офелии. Им не позвонишь же…

- А ты позвони домой, спроси у своих, как там твоя русалочка.

Питер не ответил. Звонить домой ему совсем не хотелось. «Они меня выгнали, - думал он, сжимая кулаки. – И вряд ли я должен по ним скучать. Разве что по Ларри и Агате, но они за меня даже не заступились. Трусы».