Офелия учится плавать

Первые дни после нападения я вообще не могла ничего есть. Потому у меня преждевременно начались месячные со страшными спазмами. Двадцать четыре часа я пролежала в постели. Встав опять, на многое взглянула иначе.

Нелли права! Гуманизм начинается с животных! Кровь — бойня — убийство — война, все это тесно взаимосвязано. И от этого я отрекаюсь!

Без мяса жизнь легче!

Я вдруг чувствую себя лучше, буквально летаю, аппетит уменьшается, и сама не замечаю, как худею. Вскоре я дохожу до пятидесяти девяти килограммов, и впервые за много лет нахожу свое тело опять идеальным.

ПЯТЬДЕСЯТ ДЕВЯТЬ! Такой легкой я уже давно не была. Обнаженная стою перед зеркальной стеной в ванной и рассматриваю себя со всех сторон. Я выгляжу отлично! Грудь круглая и упругая, как всегда, — здесь, к счастью, ничего не меняется. Бедра узкие, живот плоский. Жировые складки на спине выше талии полностью исчезли. Это меня радует больше всего. Теперь я, наконец, могу купить бикини, могу носить платья с вырезом на спине и облегающие блузки. Лето может начинаться!

Пятьдесят девять кило! Ив Сен-Лоран все ближе и ближе. Если так пойдет дальше, я опять вернусь к своей девичьей фигуре. Только вопрос, хочу ли я к ней вернуться! Пятьдесят девять кило при росте метр шестьдесят четыре — мне этого вполне достаточно. Но Нелли настаивает на пятидесяти пяти, на четыре кило меньше. Откуда только они должны взяться — с ляжек, с рук? Ладно, не буду об этом пока тревожиться.

И вот еще что происходит! Через шесть недель без мяса я замечаю, что иначе пахну. Утром, после просыпания, отсутствует неприятный привкус во рту. Пищеварение тоже функционирует бесперебойно.

Я меньше потею и чувствую себя моложе, здоровее, аппетитнее, чем когда-либо. Я готова к новой большой любви. К влиятельному мужчине, министру, президенту международного банка, главе государства. А в том, что я его встречу, я не сомневаюсь.

После нападения судьба должна дать мне компенсацию. Так бывало всегда в моей жизни. Несчастье — а потом что-нибудь чудесное. Почему на этот раз должно быть иначе?

Так оно и есть. Одним прекрасным июньским днем, ровно в час, звонит телефон.

Я как раз очень занята, сижу в своем кабинете и подробно штудирую всю финансовую прессу, которую мне удалось раздобыть. Я погружена в глубокие размышления, потому что случилось нечто странное, что уже несколько недель держит меня в напряжении.

Со времени моего приезда в Париж доллар стремительно взлетел вверх. Вначале он стоил шесть франков, теперь 9.50, то есть поднялся более чем на пятьдесят процентов! Как я уже упоминала, я владею, вместе с маминой субсидией, 150 000 долларов основного капитала для моего издательства. В апреле это составляло 900 000 франков. А теперь я бы получила за них 1 425 000 франков.

Такое трудно себе даже представить. С апреля по июнь я разбогатела на полмиллиона франков — если бы решилась продать доллары и поменять их на франки.

Тут есть риск: если доллар поползет дальше вверх, я бы выручила еще больше франков, продав свои деньги позже, и тогда буду кусать себе локти, что уже сейчас обменяла. А если он будет падать, я должна немедленно продать, чтобы потом на свои полтора миллиона франков купить снова дешевые доллары. Если мне повезет, и он так же стремительно упадет, как взлетел, я бы могла на своей сделке осенью заработать 50 000 долларов. И тогда бы у меня было 200 000 долларов стартового капитала для моего издательства!

Заманчивая идея!

Но дело не такое легкое. Я могу потерять на этом очень много денег. Никто не знает, будет доллар расти или падать.

С красными щеками я сижу над своими журналами и газетами, верчу туда и сюда, сопоставляю цифры, валютные диаграммы, мнения.

В этот момент звонит телефон.

Я жду маминого звонка и целый день заранее радуюсь ему. Но слышу чужой мужской голос. Не француз. Сильный акцент. Может быть, итальянец? Или испанец? Как-то он мне кажется знакомым.

— Бонжур, бонжур! Я хотел бы поговорить с Валери.

Валери Бельтур — мой оперный директор.

— Весьма сожалею, но господин Бельтур в Америке.

— Ничего себе! В Америке? А когда он вернется?

— В октябре. Хотите его адрес?

— Ни за что на свете! Номер телефона, если он у него есть!

Я диктую номер и удивляюсь приказному тону. Но я знаю этот голос. Где я могла его слышать?

— Так, — говорит мужчина с сильным акцентом, — большое спасибо. А кто вы, если позволите спросить? Новая подруга? — Это звучит довольно дерзко.

— Я снимаю эту квартиру, — холодно отвечаю я.

— Вы певица?

— К сожалению, нет.

— Вы как-то связаны с оперой?

— Нисколько.

— Великолепно! — Он делает короткую паузу. — Я — Реджинальдо Ривера. Вам это что-нибудь говорит?

Еще бы! Реджинальдо Ривера! Всемирно известный дирижер. Теперь понятно, откуда мне знаком его голос. Он постоянно дает интервью, считается крайне неуживчивым, каждый день ругается с певцами, хамит музыкантам и раз в два года меняет жену.