OFF-LINE интервью с Борисом Стругацким

Во всяком случае, я думаю об этом гораздо меньше, чем о распространении наркомании или о надвигающемся энергетическом кризисе. Пока имеет место какая-никакая свобода информации, даже самое массовое увлечение конспирологией ничего существенного в нашей жизни изменить не сможет. Ведь конспирология может играть реальную социальную роль только в обществах тоталитарного типа, управляемых, так сказать, профессиональными конспирологами. Плохо представляю себе реальное существование таких социумов «здесь и сейчас».

4) Как Вы относитесь к явлению диссидентства в СССР? Я знаю, что несмотря на явную оппозиционность режиму, АБС собственно диссидентами не были, хотя многие считают вас с братом идейными вдохновителями оппозиционных настроений. Видимо, истина в этом есть, – за «Гадких лебедей» и «Сказку о Тройке» не сажали, но из института можно было вылететь легко. Но диссидентское движение было очень разнородным, и причины, толкнувшие на диссидентство, были очень разными, равно как и последствия этой деятельности. Были ли Вы лично знакомы с диссидентами? Дружили ли с кем-нибудь из них? Например, в писательской среде? Или в научной?

igor slutsky <uncleslu@mail.ru> Россия - 02/08/12 22:09:17 MSK

Это вопрос, скорее, из области дефиниций. Если диссидентами считать только убежденных антисоветчиков, жизнь свою положивших на борьбу с Софьей Власьевной, – сотрудников «Хроники текущих событий», регулярных авторов протестных писем в ЦК (о положении крымских татар, о зверствах судов, об издевательствах, творимых ГБ с арестованными), – то это сравнительно узкая социальная группа, едва ли, наверное, несколько сотен по всему Союзу. Пожалуй, ни с кем из них я знаком не был, хотя о многих слышал и за судьбами их следил. Но вообще-то диссидентами в те времена принято было называть всех «инакомыслящих», – недовольных советской властью, замордованных советской идеологией, ненавидящих советское начальство. Таких было – миллионы. Подавляющее большинство из них просто ворчало по кухням и травило анекдоты про Лелика, но кто-то как-то пытался «шевелиться». Писались письма к начальству с протестами против отдельных эксцессов, письма эти подписывались десятками «несогласных», – потом подписантов вызывали в отделы кадров на их работе, или в местный обком, и подвергали мелким поганым репрессиям (например, запрещали очередную командировку за границу). С многими и многими несогласными я был, разумеется, знаком, это были мои добрые друзья, честнейшие и милейшие люди, как правило, писатели, ученые, преподаватели.