Я махнула рукой и побежала вверх по лестнице. Ворвалась в кабинет, скользнула к заветной дверце и замерла. Костюма не было. И моих туфель тоже. Все чисто и мирно. Мне было сложно представить, что Вишневский его забрал стирать. И меньше всего хотелось выяснять, куда он его дел. А почему он? Надо спросить уборщицу.
— Ландыш, ты забыла газету Витольда Лоллийевича.
Секретарь с радиотрубками стояла возле моего стола:
— Софья, а когда уборщица приходит?
— После шести. Кофе будешь? Я тебя ждала.
— Буду, сделаешь? У нас до прихода шефа еще есть полчаса, так что я сейчас спущусь, только газету занесу.
Вернулась в кабинет, положила газету. Взгляд заметил как из-под аккуратной стопки бумаг торчит уголок листок с карандашной штриховкой. Любопытство толкнула на дерзкий шаг, я потащила осторожно набросок, чтобы замереть от неожиданности. У меня в руках оказался рисунок карандашом. Портрет девушки, а если быть точнее, то меня. Неизвестный художник даже веснушки тщательно прорисовал, и черные линии не скрывали рыжину волос. Но наверно, чтобы точно не обознаться, глаза были раскрашены. Синий и зеленый, с глубокими переливами, что не верилось, что это карандаш. Ошеломленная, подняла поближе, чтобы рассмотреть. Это я? Но как? Когда? И почему? За что?
— Доброе утро, Софья. Ландыш пришла?
Я вздрогнула, бросила листок и метнулась к своему рабочему месту. Мысли отплясывали джигу-джигу. Вот правду говорят, любопытство кошку сгубило. Нет бы положить газету и тихо выпить кофейку.
— Доброе утро, Ландыш.
— Доброе утро, — я заставила себя посмотреть на него ровно секунду, на большее смелости не хватило. Зачем, зачем я пришла сегодня на работу. Серьезная организация, ага. Мыльная опера и дешевый ситком, а не солидная контора и я в роли главного клоуна, даром что рыжая. Это игра или можно готовиться к худшему?
— Сделай мне, пожалуйста, кофе и где моя газета?
— Газета на столе, кофе сейчас принесу.
Я вскочила, радуясь возможности исчезнуть из под его внимательного взгляда.
— Ландыш, и себе тоже, заодно обсудим… Черт.
Блин, надо же было портрет спрятать обратно под бумаги. Ничего, ему тоже полезно почувствовать себя неуютно, не только же мне постоянно испытывать чувство неловкости.
Я вернулась с чашкой кофе, пряча глаза, потому что даже понимание, что он понял свой косяк, не избавило от чувства вины от того, что рылась на его столе.
— Ландыш, а себе?
— Спасибо, не хочу.
— Я просил говорить правду. Внизу у Софьи стояли две чашки с кофе, так что не упрямься. Заодно захвати ручку и органайзер, я скажу что надо сделать сегодня.
Как всегда спокойный тон. Непробиваемый, зараза. Вышла и вернулась с ручкой и ежедневником.
— А кофе?
— Не хочу, спасибо.
— Хорошо, ты вынуждаешь меня пойти на крайние меры.
Он набрал номер и вежливо попросил:
— Софья, принеси кофе для Ландыша.
Через минуту девушка появилась тенью и поставила чашку.
Я по-прежнему сверлила стол взглядом.
— Ландыш, давай поговорим, чтобы прояснить недоразумение. Мне интересно, что ты себе успела нафантазировать?
— Ничего. Вы хотели дать распоряжение, Витольд Лоллиевич.
— Лоллийевич.
— Извините…
— Смотри сюда, Ландыш.
Интересно, если я вновь зажмурю глаза, сегодня прокатит?
— Ландыш, если поддалась любопытству порыться на столе, найди смелость посмотреть в глаза.
В общем резонное замечание. Перевела взгляд на него:
— Простите, я действительно не имела право…
— Женское любопытство?
— Да. Просто, — давай, давай, Ландыш, выкручивайся, — просто я никогда не умела рисовать, поэтому увидела штриховку и…
— А чего испугалась?
— Я скорее не ожидала. А кто это рисовал?
Вишневский не спешил с ответом, затем наклонился и достал из стола альбом склейку и деревянную коробку, которую открыл. Я затаила дыхание, в двухуровневом ящичке достаточно известной фирмы хранились цветные карандаши, пастель и еще мелочи художников. Рассматривая богатства, я перевела восхищенный взгляд на шефа:
— Вы умеете рисовать?
— Ландыш, я тоже заканчивал МАРХИ, а туда без художественной школы не берут.
— Да?
Он усмехнулся и достал еще одну папку:
— Смотри.
Отодвинув в сторону чашку и рабочие инструменты, я осторожно развязала атласную ленточку. Внутри оказались портреты, выполненные карандашом. Под игрой черно-белых линий оживали обитатели офиса. Вот Мария Ивановна внимательно читает меню. Здесь Софья отвечает по телефону, а тут Вероника за компьютером. Были незнакомые лица. Нашла я и Марину, мечтательно смотревшую вверх. Улыбчивая и светлая, с растрепанными волосами — совершенно не похожая на ту высокомерную эйчара. Я с восторгом рассматривала рисунки, тайком разглядывая автора. Он спокойно читал газету, наслаждаясь кофе, и кажется его совершенно не волновало, что один из сотрудников в данный момент мается дурью. Но сейчас мне стал немного понятен тот пиетет, который питали к нему подчиненные. Портреты были словно живые, вот только..
— Тебя что-то смущает? — оказывается, за мной тоже пристально наблюдали.
— Они все черно-белые, а на том глаза разноцветные, — я упорно пыталась не ассоциировать себя с портретом, хотя глупо отрицать сходство.