Офицер

Нас тоже отправляли в Союз, Шенон летела с нами одним рейсом. Послеоперационного Толика не могли отправить, он лежал в реанимации. Мы даже не успели с ним попрощаться, сумку с личными вещами оставили медсестре. Врач сказал, что отделался он легко.

Полковник Федулов проводил нас до самолета. Шенон, пристегнутая наручниками к Володе и Сереге, шла, опустив голову.

– Спасибо, сынки, за службу, – сказал на прощание полковник и обнял нас.

– Отправьте к нам поскорее Толика, – попросили мы.

Тела погибших лежали, завернутые в солдатские одеяла, раненые корчились на матрацах, а мы, закутавшись в бушлаты, сидели возле кабины. Еще с нами летела команда из десяти человек в штатской одежде. Шенон зло посмотрела на меня и сказала:

– Недооценила я вас, Алекс, и вашу разведку, обвели меня своей непосредственностью.

– Никто еще не смог обыграть, захватить и уничтожить Святую Русь. Наша сила в братской дружбе и созидании, мы не хотим ничьей земли, а только отстаиваем свои интересы.

– Что будет со мной?

– Передадим в КГБ, они будут встречать.

– Можете меня пристрелить при попытке к бегству или дать яд?

– Яда нет, а стрелять в самолете запрещено, кто нам поверит, что с женщиной не справились. Не провоцируйте меня, раненые или люди в штатском могут знать английский язык. Помочь вам уже никто не сможет, а за Толика стоило отомстить. Не нам вас судить, получите то, что заслужили, знали на что шли, когда отправлялись в Афганистан.

– Когда вы узнали кто я?

– Еще на вилле вас опознал наш атташе.

– С вашей помощью?

– Конечно.

– Будьте вы все прокляты.

– А я вам желаю всего хорошего. Больше ни слова, Элизабет, иначе я не ручаюсь за себя. Выдержка не беспредельна. Ваша пуля могла угодить и в меня. Нет к вам ни малейшего сострадания, обещаю, что попрошу нашего генерала не мучить вас, в обмен на полное сотрудничество. Больше ничем не могу помочь, делаю это только, ценя вас как красивую женщину и сильного противника.

Шенон посчитала такое предложение уместным и молчала всю дорогу. Самолет на большой высоте промерз, мы тоже все замерзли, едва дождались посадки.

На аэродроме им. Чкалова наш борт встречала группа офицеров во главе с генералом Жевакиным, а также люди в штатской одежде. В первую очередь начали грузить раненых в санитарные машины. Возле самолета стоял автомобиль «Урал», в него погрузили погибших. Я доложил Жевакину о прибытии и передал два мешка с документами, захваченных во дворце, которые передал Федулов. Группа людей в штатском окружила Шенон, её пристегнули к двум молодым парням и увезли на черной «Волге». Я спросил у генерала:

– Что с ней будет?

– Нетрудно догадаться, заставят работать на нас, или пустят в расход.

– Так я ей и объяснил.

– Ты чего за неё беспокоишься?

– Обещал в обмен на спокойное поведение.

– Разумно. Садитесь в мою машину, поедем в управление.

По дороге Жевакин расспрашивал о подробностях операции. Когда услышал, как на спичках решали, кому стрелять, оборвал мой рассказ и сделал замечание:

– Ты командир, тебе решать, кому отдать приказ. Детство закончилось, запомни это. Тут не дружба главное, а долг и присяга, пусть бы попробовали отказаться. Никогда не грузи на себя лишнюю кровь, когда есть возможность сбросить на подчиненных. Поймешь со временем, иначе с тебя не получится хорошего командира. Это тебе урок, не назначил – делай сам, хотя в этом случае, может, тебе и на руку. Как погиб Амин, будут спрашивать наверху. Вас всех наградят, это безусловно, и вы войдете в историю этой операции. Тот, кто уничтожил объект, будет взят на заметку, как и командир группы. В данном случае это одно лицо. Ты у меня, Назимов, уже давно на примете. Отдохнете, поговорим о дальнейшей вашей службе. Вы наверняка попадете в служебную струю и быстро пойдете вверх, может, заберу к себе, хотя еще молод для моего отдела. Сделали все как надо, молодцы, выполнили задание с наименьшими потерями.

В диверсионном отделе нас развели по разным кабинетам. Каждый подробно описал ликвидацию президента Афганистана. Дали подписку о неразглашении. Операция по уничтожению объекта «Гур» была засекречена. Нас накормили в офицерской столовой, ночевали мы в штабе. Утром 29 декабря получили документы, зарплату, отпускные билеты на 45 суток и путевки в санаторий. Решили с ребятами отметить возвращение, а потом разъехаться по домам.

Родители уже знали о нашем прибытии, нам разрешили позвонить сразу же. Тогда же Жевакин передал мне предупреждение от Морозова не беспокоить его дочь, так как она выходит замуж. Я не поверил этому, хотя три месяца не было ответов на мои письма. Решил пока не звонить, чтобы не расстраиваться. Сутки роли не сыграют, узнаю все завтра. Это сообщение меня шокировало, не мог уснуть, хотя не спал всю прошлую ночь. Вечером выпили с ребятами бутылку коньяка, которую передал нам Жевакин через адъютанта. Генералу я доверял, он был прост в общении и по-отечески внушал доверие, я чувствовал, что ему приглянулся. При расставании он похлопал меня по плечу:

– Переживешь и это, бывает хуже.