Офицер и шпион

– Подделывали ли вы когда-нибудь или иным способом изменяли секретные документы?

– Нет, генерал.

– Просили ли вы когда-нибудь вашего подчиненного или подчиненных подделывать секретные документы?

– Нет, генерал.

– Допускали ли вы когда-нибудь к секретной информации женщину?

– Женщину?

– Да. Судя по всему, этот майор Эстерхази заявил, что секретную информацию ему передала женщина в вуали.

Женщина в вуали! Снова почерк дю Пати…

– Нет, генерал, я не показывал никаких документов женщинам – в вуали или без.

– Хорошо. Я так и телеграфирую в Париж. А пока информирую вас, что военный министр приказал провести внутреннее расследование всего этого дела под руководством генерала Пельё, командующего департаментом Сена. Вам приказано вернуться во Францию для дачи показаний. Вас будет сопровождать чиновник из Министерства колоний.

Леклерк встает. Я тоже.

– Я бы не сказал, что иметь вас в моем подчинении доставило мне удовольствие, но это определенно было интересно.

Мы обмениваемся рукопожатием. Генерал кладет мне на плечо руку и провожает до двери. От него сильно пахнет одеколоном.

– Я вчера вечером разговаривал с полковником Дюбюшем. Он говорит, что этот Эстерхази сущая дрянь. Он служил здесь в Восемьдесят втором, и его обвинили в присвоении денег в Сфаксе. Было проведено расследование, но ему все почему-то сошло с рук.

– Меня это не удивляет, генерал.

– Вероятно, вам противостоят люди, находящиеся в отчаянном положении, если они готовы заключать союз с такой личностью. Позвольте дать вам совет?

– Конечно.

– По пути во Францию не стойте на корабле слишком близко к перилам.

Глава 18

Средиземное море в ноябре гораздо более бурное, чем в июне. В иллюминаторе мелькает то серое небо, то серые волны. Мои русские книги соскальзывают с маленького столика и падают на пол. Время от времени ко мне заходит мсье Перье из Министерства колоний, но лицо у него зеленого цвета, и он по большей части предпочитает оставаться в своей каюте. Во время редких выходов на палубу я, следуя совету Леклерка, держусь подальше от бортов. Наслаждаюсь брызгами на лице, запахом угольного дыма, смешанным с соленой влагой. Время от времени замечаю, что на меня смотрят другие пассажиры, но я не знаю – полицейские они агенты или просто прослышали, что человек, чье имя упоминается в новостях, находится на борту.

Мы покидаем Африку во вторник. А днем в четверг на горизонте появляется берег Франции – размытая линия в тумане. Я заканчиваю укладывать вещи в чемодан, когда в дверь раздается стук. Хватаю поспешно револьвер и спрашиваю:

– Кто там?

– Полковник Пикар, это капитан парома, – отвечает голос.

– Минутку.

Я засовываю револьвер в карман и открываю дверь. Вижу перед собой мрачного вида человека лет пятидесяти с небольшим, судя по сеточке сосудов в его глазах, он не дурак выпить. Мне следовало догадаться: если ты мотаешься туда-сюда между Тунисом и Марселем три раза в неделю, это становится утомительным. Мы салютуем друг другу.

– Приняты меры, чтобы вы и мсье Перье сошли с судна, прежде чем мы причалим в Марселе, – сообщает он.

– В этом есть необходимость?

– По всей видимости, на набережной вас ожидает толпа репортеров и протестующих. Военное министерство считает, что в интересах безопасности нужно переместить вас на буксир еще в море, а потом высадить в другой части гавани.

– Что за нелепая мысль!

– Может, и так, – пожав плечами, отвечает капитан, – но я получил такой приказ.

Полчаса спустя гул двигателей стихает и мы ложимся в дрейф. Я с чемоданом поднимаюсь на палубу. Мы останавливаемся в километре от входа в гавань. Рядом с нами дрейфует буксир. Погода холодная, промозглая, но это не мешает нескольким десяткам пассажиров стоять у перил в угрюмом молчании и смотреть, как я спускаюсь на буксир. Это мой первый опыт в роли знаменитости, и весьма неприятный, нужно сказать. На море довольно сильное волнение, и два судна ударяются друг о друга бортами, их палубы поднимаются и падают в противоположных направлениях. У меня берут чемодан, кидают его на буксир, там его ловят, после чего спускают меня. Мне навстречу тянутся крепкие руки, устанавливающие меня на палубе. У себя за спиной я слышу выкрикнутое оскорбление, ветер уносит брошенное кем-то слово «еврей». Мсье Перье спускают с его багажом. Он, пошатываясь, подходит к другому борту, и его рвет. Канаты поднимают наверх, и мы отчаливаем. Мы проходим за волнолом и поворачиваем налево, протискиваясь между высокими бортами двух стоящих на якоре броненосцев к западной части гавани. За кормой буксира у места, где причаливают паромы, я вижу толпу людей – человек сто или даже двести. И в этот момент я осознаю то влияние, которое дело Дрейфуса начинает оказывать на воображение моих соотечественников. Буксир маневрирует вдоль военного причала, останавливается у места, где ждет экипаж. Рядом с ним я вижу молодого офицера. Когда команда швартует буксир, офицер подходит к кромке пристани и, взяв мой чемодан, передает его извозчику, потом предлагает руку мне, помогая подняться на берег.