Офицер и шпион

– Хорошо, – неохотно отвечает он. – За двадцать четыре часа я рассмотрю это дело. – Я встаю и отдаю честь. Уже подхожу к двери, когда снова раздается его голос: – Вы помните, что я вам сказал в моем авто, полковник Пикар? Я тогда сказал, что я не хочу нового дела Дрейфуса.

– Это не новое дело Дрейфуса, генерал, – отвечаю я. – А то же самое дело.

На следующее утро я снова встречаюсь на минуту с Буадефром, когда прихожу к нему за моим докладом. Он без слов возвращает мне его. Под глазами у него синяки. Его словно побили.

– Я прошу прощения за то, что нагрузил вас потенциальной проблемой в такое время, когда на вас возложена ответственность за вопросы гораздо более важные. Надеюсь, что не слишком вас отвлек.

– Что? – Начальник Генерального штаба издает вздох, в который вкладывает все свое раздражение. – Неужели вы думаете, что я смог сомкнуть глаза после всего, что вы сказали мне вчера? А теперь поезжайте к Гонзу.

Семейный дом Гонза расположен на северо-западной окраине Парижа в Кормей-ан-Паризи. Я отправляю генералу телеграмму – сообщаю, что Буадефр хочет, чтобы я проинформировал его по вопросу, требующему неотложного внимания. Гонз приглашает меня на чай в четверг.

В тот день я сажусь в поезд на вокзале Сен-Лазар. Полчаса спустя выхожу в такой захолустной деревне, что мне кажется, будто я проехал не двадцать, а сто километров от центра Парижа. Поезд исчезает на путях вдалеке, а я остаюсь один на пустой платформе. Ничто не нарушает тишины, кроме птичьего щебета и далекого цоканья копыт лошади, которая тащит телегу со скрипучими колесами. Подхожу к носильщику и спрашиваю, как мне пройти на улицу Франконвиль.

– А… – отвечает он, оглядывая меня в форме и с портфелем, – вам нужен генерал.

Следуя его инструкциям, я иду по лужайке из деревни вверх по склону холма, потом через лесок, потом по дорожке в просторный дом восемнадцатого века. Гонз в рубашке и помятой соломенной шляпе работает в саду. Увидев меня, он выпрямляется, опираясь на грабли. С его животом тыковкой и короткими ногами он больше похож на садовника, чем на генерала.

– Мой дорогой Пикар, – произносит он, – добро пожаловать в нашу глухомань.

– Генерал. – Я отдаю честь. – Прошу прощения, что прерываю ваш отпуск.

– Не берите в голову, голубчик. Идемте выпьем чаю.

Он берет меня под руку и ведет в дом, который набит японскими изделиями самого высокого качества: старинные шелкографические картинки, кувшины, вазы. Гонз замечает мое удивление.

– Мой брат – коллекционер, – объясняет он. – Бóльшую часть времени этот дом принадлежит ему.

Чайный стол накрыт в зимнем саду, заставленном плетеной мебелью, печенье на низком столике, рядом самовар. Гонз наливает мне черный китайский чай. Плетеный стул издает скрип, когда он садится.

– Ну, начинайте, – закурив, говорит он.

Я, как коммивояжер, расстегиваю портфель и раскладываю свои товары среди фарфора. Для меня наступает неловкий момент: я впервые докладываю о моем расследовании по Эстерхази Гонзу, главе разведки. Я показываю ему «пти блю» и, пытаясь приуменьшить оскорбление, сообщаю, что она поступила к нам не в начале марта, а в конце апреля. Потом повторяю все то, о чем говорил Буадефру. Я передаю ему документы, и Гонз методически, как это ему и свойственно, просматривает каждый. Пепел с его сигареты падает на фотографии наблюдения, и он шутит: «Попытка скрыть преступление», а потом спокойно сдувает его. Даже при виде секретной папки генерал сохраняет спокойствие.

Подозреваю, Буадефр предупредил его о том, чтó я собираюсь сообщить.

– Я надеялся, – говорю я, – найти в этой папке что-нибудь такое, что не оставляло бы сомнения в вине Дрейфуса. Но, к сожалению, здесь нет ничего. Десять минут перекрестного допроса – и любой адвокатишка не оставил бы от этой писанины камня на камне.

Кладу последние документы и пригубливаю чай, который теперь не теплее льда. Гонз закуривает еще одну сигарету.

– Так мы приговорили не того человека? – Генерал произносит это будничным тоном, каким обычно говорят: «Так мы свернули не на ту дорогу?» или «Так я надел не ту шляпу?».

– К сожалению, все это так и выглядит.

Гонз, размышляя над этим, играет спичкой, ловко перебирает ее пальцами, потом ломает.

– А как вы объясняете содержимое «бордеро»? Ничто из этого не меняет нашей первоначальной гипотезы: «бордеро» написал артиллерийский офицер, который имел опыт работы во всех четырех департаментах Генерального штаба. А это не Эстерхази. Это Дрейфус.