Офицер и шпион

Несколько месяцев имя Дрейфуса вообще не упоминалось в прессе. Но на следующий день после моего визита к Гонзу Министерство колоний вынуждено опровергать нелепый слух в лондонской прессе о бегстве Дрейфуса с Чертова острова. В то время я особо и не задумываюсь об этом – газетная утка, притом еще и английская.

Потом во вторник выходит «Фигаро» с передовой статьей «Заключение Дрейфуса», статья занимает первые две с половиной колонки на главной странице и представляет собой точный, довольно подробный и сочувственный рассказ о том, что приходится выносить Дрейфусу на Чертовом острове: «От сорока до пятидесяти тысяч франков в год, чтобы не дать умереть французскому офицеру, который после дня своего публичного разжалования перенес смерть, худшую, чем смерть». Я предполагаю, что источник информации – семья Дрейфуса.

На этом фоне я на следующий день отправляюсь к министру.

Отпираю калитку в саду и незаметно для любопытных глаз в министерстве прохожу по лужайке к заднему входу в официальную резиденцию министра.

Старик неделю был в отпуске. Сегодня его первый день на службе. Его нос картофелиной и макушка лысой головы шелушатся от пребывания на солнце. Бийо сидит на своем стуле прямо, поглаживает громадные седые усы и с удивлением смотрит, как я снова достаю бумаги, связанные с делом.

– Господи милостивый! Пикар, я старый человек. Время для меня драгоценно. Сколько это будет продолжаться?

– К сожалению, отчасти это и ваша вина, господин министр.

– Нет, вы его только послушайте. Ах уж эта дерзость молодости! Моя вина? Объясните, каким это образом.

– Вы очень любезно поручили вашему секретариату передать мне письма предполагаемого предателя Эстерхази, – говорю я, вручая ему письма. – И тут, боюсь, я отметил их очевидное сходство с этим. – Я даю ему фотографию «бордеро».

И в очередной раз я удивляюсь, насколько он быстро схватывает. Несмотря на его древность – Бийо служил пехотным капитаном еще до моего рождения, – он переводит взгляд с одного на другое и тут же оценивает возможные последствия.

– Черт меня раздери! – Он щелкает языком. – Вы отдавали почерка на экспертизу?

– Да, тому самому эксперту, который свидетельствовал на процессе. Он утверждает, что они идентичны. Естественно, я бы хотел выслушать и другие мнения.

– Вы показывали это генералу Буадефру?

– Да.

– И каково его мнение?

– Он отправил меня к генералу Гонзу.

– А генерал Гонз?

– Он хочет, чтобы я прекратил расследование.

– Неужели? И это почему?

– Потому что он, как и я, считает, что продолжение почти неминуемо запустит процесс, который приведет к официальному пересмотру дела Дрейфуса.

– Господи боже! Это же станет землетрясением!

– Да, министр. В особенности еще и потому, что нам тогда придется раскрыть существование этого… – Я подаю ему секретную папку. Бийо смотрит, прищурившись:

– «Д.»? Это еще что за чертовщина?

Он никогда не слышал про эту папку. Мне приходится объяснять. Я показываю ему ее содержимое. Министр берет письмо, в котором упоминается «этот опустившийся тип Д.», и подносит поближе к глазам. Он читает – и губы его шевелятся. Тыльные стороны ладоней у него шелушатся, как и череп, они усыпаны возрастными пятнами: старая ящерица, пережившая столько зим и лет, – никто и не верил, что такое возможно.

Бийо дочитывает до конца и спрашивает:

– Кто такая Александрин?

– Фон Шварцкоппен. Он и итальянский военный атташе называют друг друга женскими именами.

– Это почему?

– Они гомосексуалисты, министр.

– Бог ты мой! – Бийо корчит гримасу. Он, брезгливо держа письмо двумя пальцами, передает его мне. – У вас грязная работа, Пикар.

– Я знаю, генерал. Я ее не просил. Но теперь, будучи на этом посту, я должен выполнять ее надлежащим образом.

– Согласен.

– А с моей точки зрения, это означает тщательное исследование дела Эстерхази на предмет выявления совершенных им преступлений. И если следствие покажет, что мы должны вернуть Дрейфуса с Чертова острова… то нам в армии лучше самим исправить собственную ошибку, чем сделать это позднее под напором общественного мнения.

Бийо смотрит перед собой, разглаживая усы большим и указательным пальцем. Он кряхтит, размышляя.

– Эта секретная папка, – говорит он, спустя какое-то время. – Ведь наверняка против закона – передавать документы судьям, не давая возможности стороне защиты ознакомиться с ними?

– Да. Я сожалею, что принимал в этом участие.

– Так чье же тогда было решение?

– Генерала Мерсье в качестве военного министра.

– Ха! Мерсье? Неужели? Я должен был догадаться, что он тут приложил руку! – И снова устремленный перед собой взгляд, кряхтенье, разглаживание усов. Наконец Бийо испускает протяжный вздох. – Не знаю, Пикар. Проблема та еще. Мне нужно время, чтобы все обдумать. Естественно, если выяснится, что мы все это время держали взаперти невиновного, да еще устроили из этого публичный спектакль, то без последствий не обойдется – серьезные последствия как для армии, так и для страны. Мне придется поговорить с премьером. Но я смогу сделать это только через неделю – в понедельник в Руйаке начинаются ежегодные маневры.