Офицер по связям с реальностью

– А вот скажите, господа офицеры, как вы относитесь к регулярной похвальбе по телевизору насчёт какого-то там вундерваффе, которое якобы у нас изобретено? Это что – правда? Враньё? Промывка мозгов? – спросила она, обращаясь почему-то преимущественно к Богдану.

– А что такое говорят про вундерваффе? Я, видимо, отстал от актуальных трендов, – проговорил Богдан.

– Ну, что изобрели какие-то ракеты, беспилотники, я в этом ничего не понимаю, да и понимать не желаю, но они всё вокруг якобы разят наповал, и нигде в мире такого нет. Это вообще как – чистая промывка мозга населению?

– Вряд ли это совсем беспочвенно, – ответил Родион, заметив, что Богдану совсем не хочется говорить. – Я думаю, разведки основных игроков работают исправно, а потому всё, что надо, друг про друга знают. Так что чистый блеф про вундерваффе, скорее всего, невозможен. Значит, что-то есть. В каком количестве и в какой степени готовности – тут трудно что-то сказать. Про конкретные характеристики и вообще детали – мы вам ничего сказать не можем: не наш профиль. Да и никто Вам этого не скажет.

– «И на вражьей земле мы врага разобьём малой кровью, могучим ударом», – продекламировала Рина издевательским тоном. – Тогда тоже бубнили пропагандоны, как мы сильны и вооружены. А потом еле ноги унесли. Всё повторяется, господа офицеры – я так понимаю.

– Пропагандоны, Рина, – это по Вашей части, – взглянул на неё Родион с лёгкой насмешкой. – А другие делали своё дело.

– И какое же, позвольте узнать? – иронически осведомилась Рина.

– НКВД организовывал спящие ячейки партизанского подполья в Белоруссии, строились промышленные площадки для эвакуации промышленности на Восток. Готовились к долгой и тяжёлой войне. Ну а пропаганда – это для публики.

– НКВД, в первую очередь, пересажало полстраны, – авторитетно заявила Рина.

– Наверное, это была цена, заплаченная за отсутствие серьёзного предательства во время войны, – предположил Родион.

– Родион, ужасы Вы какие-то говорите! – Рина прижала пальцы к вискам. – Это же жизни человеческие! Лучше уж о вундерваффе. А Вы, Богдан, верите в эти чудеса военной техники? – обратилась она прямо к Богдану.

– Это не Пресвятая Троица, чтоб в неё верить. Вы, безусловно, правы в одном: пока оружие не испытано реальным боем, даже не просто боем – войной, – он произнёс это слово неожиданно жёстко, – судить о качествах этого оружия в полной мере невозможно, – ответил Богдан.

– Значит, по-вашему, всё это враньё, что говорят об этом вундерваффе? – настаивала Рина. – Или Вам неймётся испытать оружие реальным боем? Признайтесь уж!

Богдан слушал Рину, как человек, у которого сильно болит голова, слушает громкую музыку, которую невозможно выключить. Но он всё-таки сделал заметное усилие над собой и начал говорить:

– Сейчас, как мне видится, происходит испытание новых видов оружия, даже не так – новых средств борьбы. И ваше, медам, оружие – пропаганда – играет всё более важную роль, – обратился он к обеим дамам; Рина поморщилась, Прасковья согласно кивнула. – И ваши коллеги и товарищи по оружию не показывают блестящих результатов, к сожалению, – уколол он Рину. – Во всяком случае, история свидетельствует, – продолжал Богдан, – что накануне большой войны обычно случается малая, на которой испытывается новое оружие. Вот и сейчас возникает всё больше локальных конфликтов, и, наверное, неспроста. Перед Первой Мировой, например, была Англо-Бурская война. Кстати, эта война ровно за сто лет до операции НАТО в Югославии была первым конфликтом, мотивированным защитой «прав и свобод человека» и «ценностей цивилизованного общества». Это была новость, вернее много новостей. Не зря туда слетелись военспецы со всего мира. Там было множество интересных технических новинок: бездымный порох, шрапнель, пулеметы, униформа цвета хаки. Бронепоезда в нашем сознании ассоциируются с нашей Гражданской войной, а ведь они появились там. Специальные подразделения снайперов. Потом сама тактика буров – действия мелкими мобильными отрядами – стала основой для формирования спецназа. Что ещё? Родион, я ничего не упустил?

– Ещё был изобретён формат концлагеря, – мрачно добавил Родион. – Потом сильно пригодилось.

– Для Вас, Богдан, – прекрасная вещь – это пулемёт, – поджала губы Рина. – А для меня в убийстве людей нет ничего вдохновляющего. Я ненавижу войну и не понимаю, как ею можно восхищаться. Я люблю поэзию. И для меня эта самая Англо-Бурская война, на которую слетались, как Вы выразились, военспецы, как на выставку, это была та самая война, на которой погиб сын Киплинга, – явила эрудицию Рина. – Вот вы любите Киплинга? – обратилась она ко всем разом.

– Я – нет, – ответила Прасковья. Разумеется, о нём нельзя судить по переводам Маршака. Переводы Маршака – хороши, оригиналы – несравненно хуже, очень слабенькие оригиналы. – Прасковья была раздражена и ей хотелось возражать.

– И Вы, Богдан, разумеется, тоже не любите Киплинга, как Ваша филологически продвинутая жена?