Офицер по вопросам информации

Макс миновал Зеббудж и ехал достаточно долго, когда немецкие бомбардировщики начали разгружаться над аэродромом в Луге. Это был плотный организованный налет, который гремел едва ли не у него по пути. Он остановился, оглушенный грохотом; разрывы бомб покрывали все поле аэродрома. И все же он решил двигаться дальше. Дорога в Валлетту шла по северному краю аэродрома, куда и направлялись бомбардировщики. Было хорошо известно, что бомбы перелетают через свои цели, что сейчас и происходило. Больше всего пострадал южный край аэродрома.

Увидев это, Макс до предела открыл регулятор подачи топлива — линия разрывов приближалась к нему из темноты слева — и почти сразу понял, что он сделал. Геометрия была против него — траектория ломаной линии разрушений все приближалась и в любой момент могла накрыть его.

Он резко затормозил, и заднее колесо ушло из-под него. Он испытал странное чувство невесомости в полете, после чего отключился в слепящей белой вспышке.

~~~

Кармела Кассар плакала, извивалась и боролась, когда успокоительное перестало действовать. Лилиан же просто неподвижно лежала на столе, отказывая ему в удовлетворении. Во всяком случае, она так думала. Она не знала, что ему это было совершенно не важно. Во всяком случае, ее самообладание было вызовом, который он только приветствовал. Оно давало ему материал для работы.

Он поднялся со стула и подошел к столу.

Она лежала на столе раскинув руки; ее запястья и лодыжки были привязаны к четырем ножкам. Кляп во рту и повязка на глазах были такие же, какие он применял в случае с Кармелой.

Она дернулась, когда он положил руку ей на грудь.

— Не беспокойся, — сказал он. — Еще не сейчас.

Он чувствовал, как бьется ее сердце. И снова был поражен. Сердце не колотилось о грудную клетку, свидетельствуя, что спокойствие ее лишь внешнее.

— Я начинаю понимать, что Макс разглядел в тебе.

Ей не понравилось упоминание о Максе. Мысль о нем потрясла Лилиан, что отразилось на ее лице.

Он улыбнулся, осознав эту возможность. Она могла бы прикрыть тело, но была не в состоянии заткнуть уши.

— В нем что-то есть, не правда ли? О, я говорю не о том, что он хорошо выглядит — со временем это исчезнет. Это нечто иное, что-то более постоянное. Мужчины это тоже чувствуют. Он не представляет собой угрозу для мужчин. Может, дело в этом. Он не пытается произвести впечатление на людей. Он не старается ничего доказывать.

Он закурил. Вместо того чтобы потушить спичку, рассеянно, почти ни о чем не думая, поднес огонек к ее бедру, и пламя лизнуло кожу как раз у подола ее черной юбки. Нога Лилиан дернулась, стараясь отстраниться от жара. Он бросил спичку на пол.

— Ты знаешь, что у тебя великолепные ноги? Они не такие длинные, как у Митци, но груди у тебя больше. О, прости, я и забыл, что ты не знаешь о Митци, не так ли? Не могу представить, что Макс рассказывал тебе о ней. С чего бы это ему делать?

Все это время он ощупывал ее тело.

— Я не уверен, что она бы тебе понравилась. Она очень отличается от тебя. Достаточно интеллигентная, но фривольная и безответственная. Ветреная — вот то слово, которое я искал.

По-прежнему не последовало никакой реакции.

— Не знаю, зачем она понадобилась ему, как и ты.

На ее тонких руках напряглись сухожилия, когда она сжала кулаки.

— Правда часто бывает неприятной. Но мы должны принимать ее. В большой схеме вещей и событий вряд ли является новостью, что мужчина разрывается между двумя женщинами, особенно если лишь спит с одной из них. — Он помолчал, чтобы Лилиан усвоила его слова. — Он был с ней три ночи назад. Я видел, как он входил к ней и как выходил в час ночи. Не думаю, что все это время они играли в шашки.

Она была заметно потрясена и изо всех сил старалась это скрыть.

— Может, со временем он рассказал бы тебе о ней. Между нами, я думаю, он мог бы это сделать. Жалко, что мы никогда этого не узнаем.

День девятый

Макс приходил в себя постепенно. Сознание возвращалось вместе с растущей волной боли. Она безжалостно подтащила его к берегу, где он свалился в кучу мусора на пляже. Только это был не пляж, потому что тут высилась стена и что-то давило на его ногу.

Теперь он все вспомнил: бомба разорвалась недалеко от него, мотоцикл бросило в сторону, а потом полет, невесомость…

Когда его глаза привыкли к бледному лунному свету, он увидел, что лежит под крутой насыпью, прижатый к каменной стене, а левая нога находится под мотоциклом. Он понятия не имел, сколько времени провел здесь. Пахло бензином, и мысль о том, что вытекает драгоценная жидкость, заставила его действовать.

Освободив ногу, он удивился, что может стоять. Он ощупал себя с головы до ног; ладони у него были ободраны и подрагивали. Кровотечение было не сильным — царапины и несколько глубоких порезов на ногах. Кроме того, была большая шишка на затылке, покрытая запекшейся кровью. Ему было трудно нагружать левую лодыжку. Похоже, он ее не сломал, но сильно растянул.