Офицер словарного запаса

Я ходила в Дом фольклора около года. Меня учили петь. Бесконечно им благодарна и за это тоже. Но потом меня вдруг охватило ощущение, что все это надуманно до крайности. Что мы все ряженые. Это попытки оживить нечто уже давно отжившее, ушедшее и утраченное. Где та народная культура, в которую мы тут бесконечно и тщательно рядимся, подбирая аксессуары? Мы воспроизводим обряды, разучиваем тексты и повторяем жесты — но изнутри я лично не ощущаю это как живое. Возможно, я просто не смогла проникнуться этим сложным многослойным культурным укладом. Но играть я дальше не могла. Хотя мне по-прежнему безумно нравились песни. Но прикидываться и носить чужое и чужеродное было невыносимо. А мне как раз только пошили сценический костюм по моим меркам, я кажется даже не выступила в нем ни разу. Боюсь, мне плюнули в след от досады.

Помню, как жгли чучело масленицы на льду городского пруда. Как он не таял? И ведь там была тьма народу. И это был уже март. И почему-то никого это не страшило. Вот забавно было бы нам тогда всем уйти под лед. Мучительное было бы состояние. Зато как остро хотелось бы жить в тот момент и сразу после него.

Был случай не так давно, два с лишним года назад, когда я присоединилась к той самой компании, которая ходит на майские в походы. И мы недооценили обильное таяние, и дожди, и высокую воду, и собственную неопытность. Из 7 байдарочных экипажей 6 перевернулись в первые же 15 минут сплава. Долго друг друга спасали и вылавливали. Собирали потом снаряжение по всему течению. Кроме нас было еще множество народу таких же безумных. Как мы узнали потом из новостей, двое таки погибли по итогам этих невеселых праздников. И вот в те минуты, когда тебя несет река и ты совершенно ни можешь управлять ничем, и байдарка стремительно наполняется ледяной водой и наконец тебе удается остановиться и выбраться на берег, и потом нужно долго, по колено, а то и по пояс в снегу пробираться до своего лагеря и там долго и мучительно отогреваться — вот как никогда живым себя чувствуешь. И никто даже не чихнул что характерно. Все чудесным образом оттаяли, отогрелись, две порции макарон разделили на 10-рых и не умерли с голоду, и как же было вкусно. Потом в течение трех дней истории всехнего спасения становились все более красочными и выразительными. Постепенно рассказы приобретали эпическую полноту. И уже через два года звучали в своей прекрасной многоголосной классической версии.

20 ноября.

И море черное витийствуя шумит. А вот что оно там за ночь навитийствовало у изголовья, то и пишется вдруг с утра само собой. Просто всплывает — снова это море — в сознании и идет записывается. В очередь, сукины дети. Игры разума с неразумностью.

В «Разговорнике», спектакле квартета И, есть монолог про кофе, про то что запах манит, а вкус оказывается горьким. И проводится аналогия с отношениями с женщинами. Ответственно заявляю — абсолютно та же фигня с обратной стороны. Вы для кофе тоже, знаете ли, не предел мечтаний. Но это лучше, чем быть с душой сваренным и источать аромат — и никем не быть выпитым. Уж лучше так.

…..

На первом курсе я написала текст ко дню первокурсника — видение будней студента и всех его немудреных событий с точки зрения футбольного мяча, который они, первокурсники, пинают со всей дури в дружественном матче между студентами и профессорами. Весьма скептической, причем, точки зрения. Кураторы со вниманием выслушали мой монолог, смеялись во всех нужных местах. И взяли его в работу. И в итоге оставили от него ошметки. Один визуальный ряд. С тех пор я ничего не писала до сегодняшнего дня.

…..

Не пой. Не пой. Не пой. Ну не пой же ты в конце-то концов! Это то, что я слышала постоянно от родителей. Видимо я все-таки не замолкала, хотя и не помню этого, и не замечала. Причем от своих детей я слышу ровно то же самое. Преемственность и непрерывность.

Что вижу то пою — рассказывали, что в детстве, когда я ехала в автобусе, пение мое звучало примерно так — дома-дома, люди-люди, машины-машины и так до бесконечности, все что знала — требовалось назвать. Говорят, звучало на однообразный заунывный мотив.

….

И вот как из той девочки, замерзшей и лежащей на раскаленном камне после купания в ледяной воде, получилась вот эта седая беззубая всклокоченная старуха, которая смотрит на меня из зеркала — совершенно непонятно. Но обратно перематывать и смотреть еще раз я бы не хотела. Как было, так и было. Наверное, я отвлеклась на рекламу чего-то несбыточного и поэтому все прошло так стремительно. Вечный вопрос — как так быстро пролетела жизнь? — и вечное же отсутствие ответа. И теперь самый интересный вопрос — а кто смотрит в это зеркало? Пожалуй, что женщина средних лет. Которая внутри девочка на камне. А в отражении старуха.

……

Про страх и смелость.