Офицер словарного запаса

Почему-то просить продавщицу в универсаме в 10–12 лет — взвесьте килограмм моркови, или что там можно было взвесить в советском универсаме — это была немыслимая дерзость, язык присыхал. А вот допытываться у Владислава Крапивина, почему он так назвал книгу и героев, а не эдак — это пожалуйста. Вероятно, если есть внутренняя потребность и необходимость — тогда не страшно. Это сильнее страха. Или у Ильдара Зиганшина взять интервью. Хотя и дрожащими руками.

Крапивин приходил на встречу с детьми в местную нашу библиотеку. Статный, высокий, с серебристой шевелюрой. Толпу детей видимо загнали принудительно на мероприятие, потому что почти все сидели молчали. А мне одной не молчалось, потому что я сама пришла. Мне библиотекарши потом сказали большое человеческое спасибо за регулярное нарушение тишины. А Зиганшин — это уже было по поручению школьной городской газеты, чудом только я не уронила себе или ему на ноги это гроб черный тяжеленный, тогдашний диктофон. Каждый вопрос начинала со слов «а скажите, пожалуйста» — пока он наконец не взбеленился и не попросил проговаривать эту часть не вслух.

Библиотека же стала моим первым местом работы, в соседнем от меня доме, на окраине города. На всю жизнь запомнилось — в один из первых моих дней работы пришла старшеклассница и попросила «синюю книгу по философии». Может быть вы уточните автора, или название? Или период? Нет, просто дайте синюю книгу. Ок. Пошла искать на полках читального зала. Там и вправду она одна такая стояла, красивая, василькового цвета. На полупустой полке, озаглавленной «философия».

Позже я перевелась в головное отделение этой сети библиотек. Директор запомнилась тем, что собственноручно писала грозные объявления в женском туалете: «не мыть голову в раковине!» А то так хотелось, спасу нет. Она же произнесла гневный прочувствованный монолог о том, что молодые барышни, только принятые на ответственную работу, так и норовят уйти в декрет. Нет ли у меня случайно именно таких коварных намерений? Нет, что вы-что вы, ни в коем разе, мне и в голову не приходило. Ровно через месяц я узнала, что беременна.

……

Внешность не имеет ни малейшего значения. Я помню, что я сказала про рыжую зеленоглазую, от своих слов не отказываюсь, но если прет изнутри энергия — то на нее реагируют. Если нет — то хоть упергидролься вся снизу доверху. Накануне свадьбы, когда я гудела как натянутая струна внутри, мне нужно было оббежать ряд инстанций, собрать справок мешок, чтобы в тот же день отправить ребенка младшего за город в лагерь. И вот я взмыленная мышь с невнятным пучком на голове носилась как ужаленная по городу — и за два часа трижды пытались ко мне подкатить со вполне определенными намерениями. Отшивала на автомате, почти не вглядываясь. Потом только после свадьбы подумала — а что это было вообще? Что за массовая провокация меня? Ни до, ни после такого не случалось. И наверняка у каждой почти женщины есть подобная история в запасе.

Но и обратное тоже верно. Когда ты на подъеме, и все тряпочки тебе особенно к лицу, и бархатка прелесть, и ты как Кити чувствуешь, что эта бархатка говорит — вот тогда непременно встречи сорвутся, свидание отменится не по твоей инициативе, а все то, что запланировано, пройдет скомкано и невнятно. Где логика?

…..

Прокуренная комната полная прокуаренных людей. Рано или поздно вся эта вакханалия с прививками и кодами закончится. Или уже не закончится никогда? Непонятно, что надо думать про всю эту ахинею. Мне кажется, когда большевики пришли к власти, вот примерно так люди себя ощущали. Пережидали. Интересовались у медиумов и раскладывали пасьянсы. И никто не думал, что это все на 70 лет затянется. Мракобесие и джаз.

Когда я лежала в ОММ перед первыми родами, приключилась в городе эпидемия гриппа, ежегодная и сезонная впрочем, а в больнице соответственно карантин был объявлен. Т. е. в отделение к беременным было нельзя приходить и даже внизу в приемнике общаться с родными тоже запрещалось. Только передать пакетик через бабушку-цербера. Но самое занятное, что на платную палату грипп не распространялся. Туда можно было посетителям, при том, что она находилась в том же коридоре, как раз между двумя бесплатными. Когда я попыталась прояснить этот парадокс у церберши, она презлобно заскрежетала на меня зубами и затрясла кудрями, чтобы я не спрашивала глупостей. Сказано же, нельзя. В следующий раз муж, будучи в два раза меня старше, приволок бабушке большую коробку конфет. Удаляясь довольная в зашкафье, она сказала — вот, муж то твой умный человек, а ты то дура дурой. Разрешила свидание в комнатенке, прилегающей к приемнику. А я чуть не родила от обиды.

20 ноября.