Офицерская честь

Вернувшись к себе, Баррас приказал собрать членов Директории. Когда они уселись в кресла, полукругом стоявшие перед столом Поля, он их оглядел, как будто видел в первый раз. Вот справа от него Гойе, с круглым одутловатым лицом, на котором застыла нижайшая покорность, и блестящей лысиной. Рядом с ним Мулен — крупные черты лица, толстый ноздрястый нос, как у лошади. И хотя его физиономия никакого сходства с Гойе не имела, но душонка была под стать ему. Одним словом, ничтожества. Не лучше и Роже-Дюко. Вот Сийес с лицом римского легионера, который смотрит на мир глазами хищной пантеры. Человек сам себе на уме и не хочет иметь никаких дел с этой компанией помощников. И сидит в стороне ото всех.

— Господа, — осмотрев присутствующих, сказал Баррас. — Я хочу вас обрадовать… — он замолчал, в душе наслаждаясь, как почти все эти директора, точно ученики, взирали на него, словно на божество. Разве что Сийес демонстративно отвернулся и смотрит в окно. Выдержав паузу, выдал: — Наполеон высадился в Фурже и двигается к Парижу.

Сообщение их ошеломило.

— Как высадился? Кто позволил? Где он сейчас?

— Что будем делать?

Баррас поднял руки и призвал к порядку.

— Высадился он вчера. Думаю, через два-три дня он будет в Париже.

— Арестовать! — вскочив, заорал Гойе.

— За что? — тихо спросил за его спиной Сийес.

— За то, что бросил армию! — оглянувшись, завопил тот.

Усмехнувшись, Сийес поднялся:

— У меня, Поль, такое предложение: давайте сообщим Совету пятисот. Посмотрим, как они отреагируют.

Похоже, предложение его принималось. Никто не возражал. Тогда Баррас спросил:

— Кому поручить ехать туда?

Опять подал голос Сийес:

— Зачем нам ехать? Вы знаете их настрой. Пошлем сообщение на листе бумаги. И все.

Баррасу предложение понравилось. Он ожидал, что они назовут его. А там… начнутся вопросы, издевки… Нет, правильно! Пошлем бумагу. Проголосовали.

— А мы его будем принимать? — приподнявшись, спросил Мулен.

Баррас не успел ответить, как подал голос Сийес:

— А как же. И подарок нужно сделать!

Было непонятно, не то он это сказал с издевкой, не то действительно сделал предложение. Баррас решил принять второе и объявил:

— Я думаю, это будет… правильно. Только что имел в виду господин Сийес?

— Я имел в виду богатый перстень из королевских сокровищ.

Баррас поморщился. Этого он делать не хотел, и так много разных разговоров.

— Я думаю, в части подарка Сийес в принципе прав. Хотя я человек и не военный, но мне думается, для военного оружие будет лучшим подарком.

Спорить никто не стал, тем более, что Баррас объявил, что он лично сейчас поедет в Мануфактуру Клингенталь, где в Версальской мастерской «Братья Коло» выберет подходящее оружие.

— Не забудьте потом представить ценник, — съехидничал Сийес.

Баррас неприязненно посмотрел на него.

Подписав бумагу в Совет, Баррас отправился к братьям Коло. Хотя в мастерской кого только не было, все же появление главы государства всех удивило. Давненько их никто не баловал, а тут такой человек. Старший брат, выслушав директора, провел его в кладовую, где хранилось готовое оружие, и показал ему одну саблю. Это была офицерская легкая кавалерийская сабля, булатной стали, вороненая. Украшена серебром, чеканкой, позолотой. Ножны из темной кожи, тоже украшены позолотой, серебром, шитьем, ковкой. Оружие Баррасу понравилось, и он попросил счет.

— Мы отдаем его даром и к вашим поздравлениям прибавляем свои. Мы верим, что Бонапарт еще возвеличит Францию.

Баррас улыбнулся покоряющей улыбкой. Но в душу словно кто-то плюнул, когда подумал о себе: «Значит, я не могу прославить Францию». Любезно попрощавшись, он возвращался к себе. И не узнал Парижа. А произошло следующее: когда Директория уведомила Совет пятисот, как было сказано в бумаге, «с удовольствием, что генерал Бонапарт вернулся во Францию и высадился у Фрежюсе», зал заседания невозможно было узнать. Поднялась неистовая буря рукоплесканий, радостные крики, вопли восторга. Все Собрание народных представителей встало и долго выкрикивало приветствия. Когда, наконец, депутаты угомонились, вышли на улицу, и народ узнал о полученном сообщении. Столица внезапно как бы сошла с ума от радости. Везде: в театрах, в салонах, на улицах и домах повторялось имя Бонапарта. А к этому времени в Париж стали поступать известия о неслыханных встречах, которые оказывались генералу населением, начиная с юга. В Париже войска гарнизона вышли из казарм и с музыкой прошли по улицам города.