Офицерская охота

— Через сорок — не пойдет. Клавка столько наворочала на стол — за час не управишься с завтраком. Подруливай — поможешь.

Есть Коляну не хотелось. По утрам обычно обходился чашкой крепкого кофе с двумя бутербродами. Но подстегнуло любопытство — что нового изобрел предприимчивый дружок?

Открыл древний полированный шкаф, купленный в давние лейтенантские времена по просьбе-требованию Светланы, прошелся взглядом по пустующим вешалкам, на которых недавно висели платья и костюмы жены. Сейчас осталась только его офицерская форма, начиная со старой гимнастерки и кончая новомодными непривычного цвета рубашками и тужурками.

Новая форма Николаю не по душе, разве можно её сравнить со старой, удобной, бросающейся в глаза? Разве сравнишь шинель и пальто, скромную фуражечку с нынешней, как именовал её капитан, «выпендряловкой?

Что же надеть для посещения первопрестольной? Форму не хочется, глубоко в душу вгрызлась обида на несправедливое увольнение из армии. Если уже пепеключаться на гражданскую действительность, то сразу, без колебаний. Это походит на прыжок с трамплина либо с утеса в незнакомую речку с неизвестной глубиной. Там возможно встретят отставного офицера смертельные камни или вязкая, засасывающая в себя «прыгуна», жижа.

Пахомов, брезгливо морщась, натянул серые брюки, клетчатую рубашку, отглаженный женой перед от»ездом кургузый пиджачишко. И отправился в соседнюю девятиэтажку.

Клавка, действительно, «наворочала». На столе — ни сантиметра свободной площади, все заставлено жратвой. Естественно, не деликатесами, на них нет денег. Даже с учетом отцовских подачек. Масло, дешевая «овчиннорубленная» колбаса, творожек, молоко, и — главное украшение — пироги, пышки, пирожки, блины.

Подобного изобилия Пахомову хватило бы на неделю, а Клавка подсовывает и подсовывает, будто гость припас второй желудок.

— И какое имеется предложение? — не выдержал Николай, оприходовав суповую миску гречневой каши с молоком. — Выклыдывай.

Федор сторожко покосился на колдующую возле газовой плиты жену и приложил палец к губам. Дескать, помалкивай, не время и не место для серьезного разговора.

Пахомов согласно кивнул и положил на свою тарелку кусок кулебяки. Хозяин «приклеился» к блюду с пирожками, начиненными картохой…

— Кушайте, мужички, набирайтесь силенок, — добродушно приговаривала женщина, подкладывая на тарелки все новые и новые порции. — А то из отставных офицеров превратитесь в отставных мужиков. Кто тогда приголубит осиротевших ен, к кому им прислониться?

Друзья смешливо переглядывались, отшучивались, но за показной бесшабашностью пряталась тоска людей, вырванных из привычного уклада жизни. Впереди — неизвестность, что она подсунет безработным воякам, чем «наградит»?

Наверно, поняла офицерская половина неуместность подшучивания, которое сродни болезненным уколам в наболевшее, исколотое место, и замолчала. Чай пили в сгустившейся тоскливой атмосфере безнадежности.

— Придется и мне наряжаться в гражданское, — вздохнул Федор. — Неудобно выглядеть пижоном рядом с разодетым «бизнесменом»…

Десять минут — до остановки автобуса и полтора часа езды до Москвы Поспелов хранил молчание. Нет, он не молчал — наоборот, непрерывно болтал, но — ни слова об обещанном «предложении». Раскололся старший лейтенант в Бауманском садике, избранном им для таинственной беседы по причине слабой его посещаемости.

— Держать язык за зубами не разучился?

— Никогда не был трепачем, таким, как ты, — сердито пробормотал Николай, оглядывапя пустыную аллею, по которой метрах в ста от них прогуливались два пенсионера. — Выкладывай.

То, что услышал Пахомов, было настолько необычным, что он буквально открыл рот.

Позавчера бывший начальник штаба полка, нынче — такой же горемыка, предложил Федору прогуляться по леску, окаймляющему гарнизон, подышать свежим воздухом, поплакаться друг другу на несчастную офицерскую судьбу-злодейку. Поспелов охотно согласился. Все лучше, чем зубатиться с женой либо дремать под прикрытием рекламной газетенки.

Встретились, погоревали, побродили по замусоренному лесочку, подфутболивая жестяные банки. Пора разойтись по «блиндажам», но подполковник вдруг заговорил другим тоном — жестким, отрывистым.

Оказывается, создана некая офицерская подпольная организация, которая поставила задачу бороться с преступным беспределом, как говорится, неординарными методами. Выявлять и отстреливать киллеров, заказчиков убийств, насильников и грабителей. И не рядовых бандитов — самую, что ни на есть, верхушку. Поэтому кадры подбираются из числа опытных, знающих свое дело офицеров, умеющих держать язык за зубами. Преимущественно — снайперов и минеров.

— А ты — с какого боку-припеку? — удивился Николай. — Насколько знаю, стрелок или минер из тебя, как из нашего кота Васьки полководец…

Федор нисколько не обиделся. Обижаться старший лейтенант вообще не умел, если и выражал недовольство — максимум на десять минут. Во всяком случае, внешне. Что творилось в душе старшего лейтенанта — бушевали бури либо улыбалось солнышко — никто не мог подсмотреть.