Офицерские звезды

   Сон не приходил. С трудом оторвав отяжелевшую голову от подушки, Ильгиз посмотрел на часы: стрелки на них показывали три часа и двенадцать минут. Вытряхнув из флакона несколько таблеток снотворного, он бросил их в рот и вновь уткнулся лицом в подушку. Хотелось наконец-то уснуть, забыться, вычеркнуть из памяти копошившиеся в голове мысли, но ему это не удавалось – прошел уже почти год после случившегося, но нестерпимая душевная боль не хотела отпускать его. Перед глазами то и дело выплывал горящий факел падающего вертолета, глаза погибших его друзей, визг пуль, высекающих искры у его ног, мерцание бешено вращающегося винта рядом... Он изо всей силы пытался отгородиться от этого,  заставить себя думать о чем-нибудь другом, но осколки воспоминаний того рокового дня, словно молнии, метались в сознании, мучили его. А еще в его сознании постоянно всплывал недавний разговор с заместителем начальника Пограничных войск СССР по авиации генералом Волховым.

    - Да, – выслушав причину обращения к нему капитана Шимаева, назидательным тоном говорил генерал, - командование Пограничных войск отклонило ходатайство твоей бывшей части о награждении тебя орденами «Ленина» и «За службу Родине в Вооруженных силах», но ведь в жизни не это главное, капитан,… мы же служим Родине не из-за наград, так ведь?  

   - Родине мы, конечно-же служим не из-за наград, но, отклонив представление  о награждении меня орденами, командование войск  косвенно или специально делает меня виновным в смерти моих боевых товарищей. Мои сослуживцы смотрят на меня как на труса, а близкие погибших моих товарищей считают меня виновным в их смерти. Меня постоянно спрашивают, почему члены моего экипажа погибли, а я жив? Почему члены моего экипажа посмертно получили высокие правительственные награды, а я нет? Раз командование войск решило меня не награждать, считают они, значит, я этого не заслуживаю,… значит, я в чем-то виновен…

   - Ну, что я могу тебе сказать?.. - запнувшись, генерал некоторое время в раздумье сидел молча, не поднимая глаз с лежащих на его столе документов. - Когда  у командира гибнут его подчиненные, значит, этот командир чего-то не предусмотрел в своих действиях, чего-то не доделал, не принял каких-то необходимых мер для спасения своих подчиненных, а значит, что он в чем-то виновен,  так уж у нас принято считать – ты же знаешь об этом. 

    - Знаю, но что я сделал не так?.. Если я в чем-то и виновен, товарищ генерал, так это только в том, что за почти семь лет войны в Афганистане привык к тому, что меня могут в любую минуту сбить, и в том, что я для успешного выполнения поставленных передо мной боевых задач привык рисковать своей, а значит, и чужими жизнями. И из горящего вертолета я выпрыгнул только тогда, когда до земли оставалось совсем ничего… Или, товарищ генерал, я не должен был пытаться спастись, а погибнуть вместе со всеми?

   - Все это лирика, капитан… - генерал, поморщившись, встал и заходил по кабинету. – Ситуация была действительно сложной, и тебя никто не упрекает за то, что ты спасся.  Просто начальник Пограничных войск  генерал армии Матросов считает, что командир, у которого погибли его подчиненные, не заслуживает наград,  он не подписал ни одного наградного листа на офицеров,  у которых погибли их подчиненные*.

   - Но ведь это же не справедливо!..

   - Справедливо или нет - не нам судить. А для тебя, капитан, лучше всяческих  наград является твоя жизнь, так что успокойся,  живи и радуйся этой жизни. 

    - Лучше бы я тогда погиб, - потупившись, подавленным голосом произнес в ответ  Ильгиз.

   После этого тягостного разговора Ильгиз, не в силах больше терпеть разрывающую душу боль, несколько раз ловил себя на мысли, что лучшим выходом и для него и для тех, кто считает его виновным в  смерти членов его экипажа - застрелиться. И сейчас эта страшная мысль, словно удар током, вновь пронзила все его тело. В этом мгновенном, как яркая вспышка, движении мысли Ильгиз порывисто вскочил с кровати и в бешенстве заметался по комнате, его нервы не выдерживали, тягостное чувство досады, беспомощности и несправедливой обиды продолжало накапливаться болью в сердце и требовало какого-то выхода. И кто знает, чем бы эта вспышка душевной боли закончилась, окажись в ту минуту под рукой пистолет…

   Спустя минуту остановившись посреди комнаты, он, обхватив руками голову, громко застонал, затем, не в силах смириться с фактом чудовищной несправедливости, он торопливо подошел к столу,  достал из планшета чистый лист бумаги, ручку и нервным почерком начал писать очередное письмо, на этот раз - председателю КГБ СССР Чебрикову: 

    «Товарищ генерал армии! 

 Я летчик Пограничных войск, капитан Шимаев И.К., вынужден обратиться к Вам в связи с тем, что со мной  поступили не справедливо.