Офицерские звезды

   - А ты и не смотри. Вон,  - Владимир взглядом указал солдату на дорогу, - смотри лучше  под колеса – живее будешь…

   - Да уж хотелось бы до дембеля дожить… - Зло усмехнувшись, Суров сквозь стиснутые зубы, продолжил. - За год, что я тут, выполняя интернациональный «долг», помогал духам  коммунизм строить, я уже двенадцать пацанов  домой в цинке отправил…  А ради чего они тут жизни свои отдали, а, товарищ старший лейтенант?  Неужели кто-то и впрямь надеется на то, что в этой нищей феодальной стране можно что-то построить?

   Около минуты Владимир сидел молча, силясь что-то ответить, но ничего стоящего на ум ему не приходило. Наконец, поморщившись, он неопределенно  произнес:

   - Ну, раз помогаем, значит, кто-то на это надеется…

   - А вы, товарищ старший лейтенант,  как сами считаете? – оторвав взгляд от дороги, Суров в ожидании ответа  с интересом посмотрел Владимиру в лицо.

   - А я, Суров, офицер и коммунист, поэтому я обязан думать так, как мне это приказывает наша партия и правительство.

   - Понятно, - после напряженной работы мысли,  ехидно хмыкнул ефрейтор,  -      «Демократический централизм!»…

   - Вот именно, Суров,  - улыбнулся в ответ Владимир, удивившись при этом глубоким познаниям солдата в области партийного и комсомольского строительства.      

   Будучи заместителем командира ДШМГ** по политчасти, он, конечно же, не мог себе позволить ответить солдату иначе: он должен был говорить ему о долге, о чести, о Родине, хотя сам, окунувшись в жестокую реальность афганской войны,  уже давно  стал понимать, что он здесь не Родину-мать защищает. И о так называемой интернациональной «помощи»  в его идейной голове бередили точно такие  же нехорошие мысли, что и у его подчиненного - ефрейтора Сурова.

   А перемена в его сознании произошла тогда, когда он, насмотревшись на быт и нравы местного населения, стал осмысливать происходящее. Он ясно и отчетливо понял, что в этом чужом ему враждебном мире, где даже от ребенка можно ожидать смертельной опасности, - нет ни друзей, ни союзников.  Каждый  камень в горах, каждый дом в этой забытой богом стране представлял угрозу для его жизни. Нет, совсем не такой ему представлялась страна, которой он, ценой своей жизни должен был бы помочь построить социализм.  

   Некоторое время они ехали молча.

   - Товарищ старший лейтенант, - отрывая офицера от своих мыслей, вновь заговорил Суров, покосившись глазами в его сторону, -  а как вы думаете, стоит ли  мне подругу  о дембеле предупреждать? Может, мне лучше внезапно к ней нагрянуть, а?

   - А ты что же, не доверяешь ей? – улыбнувшись, Владимир в упор посмотрел в лицо Сурову.

   - Ну, вы же знаете поговорку, товарищ старший лейтенант: «Доверяй, но проверяй»… Вон Сане Чурикову подруга писала, что любит, он ее все  «Зайкой» ласково называл, а неделю назад ему брат письмо прислал и сообщил, что она за кого-то замуж выходит… - Несколько мгновений ефрейтор молчал, затем, поморщившись, он со злостью в голосе, продолжил: -  Теперь он этой гниде даже сказать не сможет то,  что о ней думал… А для нее Санина смерть, наверное, и к лучшему…  А, товарищ старший лейтенант?

    - Я не знаю, Суров… - не в силах подобрать подходящие слова для ответа,  после небольшой паузы задумчиво отозвался Владимир. - Женщины - это такие непредсказуемые создания, что от них  чего угодно ожидать можно…

   В кабине вновь повисла молчаливая пауза, но наболевшая тема о Сане Чурикове теперь уже не хотела отпускать ефрейтора. Он, искоса взглянув в сторону офицера, вновь горячо заговорил:

    - Представляете, товарищ старший лейтенант, Саня еще вчера, перед боевой операцией,  нам всем говорил,  что он везучий, что ему еще в детстве какая-то цыганка  сказала, что он будет жить долго и счастливо… Он  искренне верил, что его здесь ни за что не убьют… Представляете, товарищ старший лейтенант,  - пытаясь сглотнуть ком в горле, Суров нервным взглядом вновь посмотрел офицеру в лицо, -  Саня  вчера еще разговаривал со мной и смеялся, а сегодня…

   Договорить ефрейтор не успел.

   Как только БМП сравнялась с выпасавшейся на склоне горы отарой коз и овец, из-под ее днища вырвался  столб яркого огня, и машина, словно спичечный коробок, взлетев в воздух и заваливаясь на бок, гулко ухнула. Тут же из люков машины взметнулся столб яркого пламени и повалил густой черный дым.

   В ту же секунду  из-под  широких одежд мирно пасущих на склоне горы скот пастухов появились автоматы, и, сначала метрах в десяти, прямо перед их машиной, заплясали фонтанчики пыли,  а потом  что-то громкими металлическими шлепками ударилось в кабину. 

   - Ох, еб…! –  невольно вжавшись в сиденье, истошно закричал ефрейтор Суров.

   Внутри у Владимира тоже от страха похолодело. «Засада!», -  пронеслось у него в голове.

   - Останови машину! – тут же закричал он Сурову, лихорадочно соображая, как ему действовать в сложившейся обстановке. Останавливаться и вступать в бой с «духами» на открытой местности, конечно же, было нельзя, но и движение вперед было невозможно: слева – гора, справа – глубокий обрыв и река, а спереди - взорванная БМП перекрыла собой дорогу.