Офицерские звезды

   Владимир с самого начала понимал, что не к теще на блины едет и настраивал себя на самое худшее, но чтобы вот так?!  То, что сейчас с ним происходило, было так неожиданно и страшно, что, находясь в каком-то отупении, лишившись возможности управлять собой  и что-то предпринимать,  почувствовал, будто  окунулся в какой-то невероятный кошмарный сон. Огненный, грохочущий и воющий осколками ураган продолжался больше минуты, и только тогда, когда наступила тишина, Владимир поднял голову и увидел рядом с собой трех солдат. Они были, так же как и он, присыпаны песком и гравием,  метрах в двадцати от него, дыша жаром и чадя, полыхало то, что осталось от машины «ГАЗ-66», а вертолет, чудом успевший взлететь, стремительно удалялся в противоположную от кишлака сторону, быстро превращаясь в маленькую жужжащую точку. 

   - Шумно, однако, «духи» отметили твой приезд, -  глухо, сквозь зубы пошутил  командир десантно-штурмовой группы майор Макаров, когда Владимир доложил ему о прибытии на должность его заместителя по политчасти, -  это просто счастье твое, что духовские снаряды немного в сторону легли. 

   Владимир и сам понимал, что он сегодня родился второй раз. А еще, кошмарное дыхание смерти с первых минут пребывания на афганской земле, заставило его  взглянуть на жизнь по-новому. Теперь уже и он мог с обжигающей сердце болью сказать: да, война – это очень страшно. 

   Уже через несколько дней после прибытия на афганскую землю, Владимир принимал участие в боевой операции. Поднявшись высоко в горы и блокировав вытянувшийся вдоль небольшой речушки кишлак, где, по данным разведки, укрывалась группа моджахедов, он в составе группы пограничников ждал команды к дальнейшим действиям. И в этот момент откуда-то издалека сначала послышался приближающийся клокочущий гул, а затем над ним с грохотом пролетело звено боевых вертолетов. Развернувшись в нескольких сотнях метров от кишлака, они легли на боевой курс и тут же огненно-дымные стрелы НУРСов понеслись в его сторону. Потом был второй боевой заход, потом  третий…

      - Там же ведь старики, женщины, дети… -  произнес он тогда сдавленным голосом, обращаясь не то к себе, не то к стоящим рядом с ним  офицерам, но его слова утонули в безмолвном молчании. Нет, глядя на то, как клокочущими всполохами рвется там земля, и как выскакивают из кишлака, ища спасения, обезумевшие от страха люди, он, осознавая их обреченность, не рвал свое сердце и не бился в истерике - не мог он, офицер, показывать свою душевную слабость перед другими офицерами и подчиненными. Но нежелание разбираться, где враги, а где простые крестьяне с их семьями, женами и детьми, потрясло тогда Владимира. Он смотрел на происходящее и не мог поверить своим глазам.

    А когда плотная завеса дыма и пыли над тем местом, куда был нанесен массированный авиаудар, развеялась и десантно-штурмовая группа вошла в то, что раньше называлось кишлаком, Владимир застыл в ужасе: ощущение нереальности было таким, что ему стало трудно дышать. Метрах в двадцати от него, у обвалившейся стены, лежал присыпанный опаленной каменной крошкой старик, из его груди торчал окровавленный обломок ребра, запрокинув свою седую голову, он пускал изо рта кровавую пену и бился в агонии. Тут же рядом с ним лежала девочка лет десяти, из ее разорванного живота, вывалившись на землю, валялось синюшно-кровавое месиво. А вдали, среди искореженных стен, языков пламени, черных скелетов обуглившихся деревьев, пепла и бесформенных  комков обгорелого человеческого мяса, с отрешенным взглядом  бродила молодая женщина с оторванной по локоть рукой, из ее раны, словно из крана, хлестала кровь. В неподвижном жарком воздухе над руинами разгромленного кишлака висел удушливый смрад тротила, гари, крови и фекалий, а тишину то и дело  разрывали доносившиеся откуда-то из развалин глухие  вопли искалеченных бомбежкой людей. И странным было даже то, что в этом аду кто-то  еще оставался жив.

…Благополучно проехав километров двенадцать по пустыне,  они  выбрались на разбитую до предела грунтовую дорогу. На ее поверхности то и дело бросались в глаза воронки от фугасов и мин, а на обочине валялись черные от копоти искореженные автомашины. Слева, метрах в десяти от дороги высилась покрытая клочками иссушенной зноем травы гора. Вдали на ее склонах паслась большая отара овец, и несколько пастухов с длинными палками в руках лениво передвигались вместе с нею.  А справа, метрах в тридцати от дороги, врезавшись под крутым откосом в землю, катила свои воды почти красного цвета от глины мутная река, она местами круто изгибалась и, поблескивая на солнце, исчезала в скалистых горах.