Офицерский гамбит

– А ты откуда про такое слышала? – удивился Артеменко. Он с недоумением посмотрел на старушку: неужели и ее коснулась эта тайная война? Алексей Сергеевич подумал, что это старческое любопытство, но взглянув на ее лицо, изменил свое мнение – оно казалось задумчивым и непроницаемым, как бывает у людей, наблюдающих мир со стороны, без упрека и боли, привыкнув ко всякому и только фиксируя те или иные события.

– Да однажды по радио слышала, что, мол, Украину не жалуют в России. А недавно к Ивановне, соседке из другого подъезда, внука из России привезли на неделю – они, кажется, где-то в Подмосковье живут, – так он такое представление закатил, мы со смеху за животы хватались.

– Что ж он отчебучил? – весело поддержал Алексей Сергеевич, понимая, что мать нарочно все сводит к шутке. Внутри же он насторожился и съежился.

– Уж не помню, о чем спор был, или гостинец дедов ему не по нраву пришелся, но малец так ножкой топнул да как пригрозил по-царски: «Смотрите у нас, а то перекроем вам, хохлам, газ!»

– И сколько ж лет бойцу?

– Да четыре с хвостиком…

– Да шут с ним, он же ничего не понимает. Повторяет, что взрослые дома говорят…

Алексей Сергеевич усмехнулся матери. Но на сердце у него была тяжесть. Да, заварили кашу, столкнули людей лбами. Раздули целую вражду на подсознании, если даже дети малые об этом говорят. Это ж только осколок, фрагмент того, что отражает общее положение дел… А то он как будто не знает, что в московских семьях говорят. Людьми манипулируют, как фишками. Даже если бы война была необходима, поддержали бы. Или просто промолчали бы… Эх, люди-люди… И ты – один из них, из тех, кто потакает, подстрекает, раздувает огонь…

«Да чего ты киснешь, – нашептывал ему другой, не менее авторитетный голос, – а раньше что, не так было?! Люди – это пешки в большой игре, мясо! Прими это как аксиому и не мучь себя и старушку».

Мать как будто поняла, что внутри у него некомфортно и сыро, как в погребе. Она встала, подошла к нему и погладила по голове, совсем как ребенка. Это было невыразимо приятно – на один миг почувствовать себя беспечным солнечным зайчиком, как она его называла когда-то. Взять и сбросить груз ответственности куда-то в пропасть и больше не возвращаться к нему.

Внезапно у него мелькнула мысль, он поднял голову.

– Послушай, мама, а вот Майдан, выступление народа, борьба против несправедливости. Как это тут воспринималось, ну в Умани, я имею в виду? Ну, что тут люди об этом говорили?

– Да что нам Майдан? Кто помоложе, ездили в Киев, правда, не знаю, кого именно там поддерживали. А нам, старикам, разве это нужно? Нам бы жить, – тут старая женщина запнулась, – не то чтобы лучше, просто пристойнее. А под кем, какая разница?! Вон смотри, властвовал поляк в Умани – Станислав Потоцкий. Оставил по себе добрую память, поколения дивятся, радуются нашему парку, со всей Европы сюда едут люди. Так, может, лучше было бы под Польшей жить? А вот теперь, говорят, с Россией поссорились, с газом проблемы, не столько мерзнем, сколько страшимся, запуганы… – И она повторила: – И вправду, мне все равно, под кем жить, лишь бы жить можно было достойно. Да достойно умереть… А вот нынче-то это, кажется, почти невозможно, ужом надо изворачиваться, чтобы выжить…

– А что, многие стали на украинском языке разговаривать? Не тяжко ли тебе?

– Да что ты, сынок. Все, как и двадцать лет тому назад. Ведь и раньше многие не говорили, а балакали. И что с того? Понимали мы все друг друга, да и сейчас не жалуемся. Да и разве это главное в нашей жизни?

– Слушай, а ты как относишься к Ющенко, к вашему президенту? – его самого покоробило от слова «вашему», словно в нем присутствовала скверна.

– Ей-богу, сынок, никак. У него там своя жизнь, у нас тут – своя…

Алексей Сергеевич чувствовал, что мать уже устала от его вопросов, непонятных и чуждых, никак не связанных с ее реальной жизнью. Но его эгоистичное начало брало верх, ему надо было хоть отдаленно понять, отчего весь мир раскололся надвое, почему то, что он считал важным, на деле оказывается примитивным, недалеким и даже вредным для всех.

– Мамуль, не сердись, последний вопрос: что ты думаешь о Путине?

– Да ничего не думаю. Кажется, одна это банда: Путин, Ющенко и все остальные… А разве не так?! Им до нас дела нету…

Она теперь смотрела на сына наивно, по-детски желая ему услужить, а ее былая рассудительность и понимание жизни мигом улетучились. И он понял, что между вопросами о Боге, о жизни и смерти и о политиках, лидерах государств лежит бездонная, непреодолимая пропасть, вечный провал, который не хотят принять во внимание те, кто создают и распространяют мифы о титановых личностях. Являющихся, в лучшем случае, жестяными…

– Да, ты знаешь, тебя ведь Андрей Воропаев искал, я вчера забыла тебе сказать, – сообщила мама на следующее утро, протянув мятую бумажку с телефоном.

– Да ну!

Алексей Сергеевич с иронией взглянул на протянутую бумажку с телефоном – вот она, визитная карточка. За ней стоял конкретный человек из его прошлой жизни двадцатилетней давности.