Тогда же стали налаживаться контакты с чинами Ставки Верховного Главнокомандующего, где ключевой фигурой был начальник штаба генерал от инфантерии М. В. Алексеев. Вследствие их конфиденциальности прямых указаний на его вовлечение в орбиту оппозиции нет, но последующее поведение генерала весьма красноречиво. Еще в ноябре Алексеев, высказывавшийся критически о правительственной политике, отбыл на отдых и лечение в Крым, откуда вернулся как раз 25 февраля. Показательна поспешность возвращения: генерал не долечился и часто отлеживался с температурой до 39°C.[24]
В результате офицеры в Могилеве при формировании «карательного отряда» генерала Н. И. Иванова подобрали в него «части, всем своим прошлым подготовленные к тому, чтобы немедленно перейти на сторону революции», а начальником его штаба сделали сторонника переворота Генерального Штаба подполковника Капустина.[25]
Однако неожиданное отречение в пользу великого князя Михаила Александровича спутало карты, а вовлечение в политическую борьбу армии оказалось поистине роковым.Перед отречением Николай II назначил Верховным Главнокомандующим великого князя Николая Николаевича, который признал Временное правительство и отдал приказ о скорейшей присяге и повиновении новой власти «через своих прямых начальников».[26]
Реакция фронтовых частей на смену формы правления сначала проявлялась довольно пассивно, хотя почти всюду чувствовалась невозможность возврата к старому, да и не стремились к нему. В то же время армия не выказывала и особого энтузиазма; однако признание Временного правительства всеми командующими фронтами свидетельствовало о лояльности (единственными исключениями стали командиры 3-го конного и гвардейского конного корпусов).[27]Совершенно иная картина сложилась в тыловых войсках, и в первую очередь в Петроградском военном округе, состоявшем из запасных батальонов, где призывники проходили подготовку перед отправкой на фронт. Эти контингенты явно затронуло моральное разложение. Почти поголовно стремившиеся избежать позиций, запасные отличались повышенной восприимчивостью к любой антивоенной, пораженческой, враждебной режиму агитации. Многие прилагали все усилия, вплоть до взяток, и добивались оставления в тылу; вследствие этого отдельные батальоны достигали чудовищных размеров — от 12 тыс. до 19 тыс. человек[28]
— превосходя по численности дивизию боевого штата. В результате количество солдат в Петрограде возросло до 210 тыс. — 225 тыс. «малодисциплинированных и развращенных орд»,[29] активно поддержавших свержение монархии, так как в ближайшем будущем планировалось резкое сокращение столичного гарнизона за счет отправки на фронт. С учетом окрестностей общая численность достигала «800 тыс. (половина — всякие нестроевые и технические войска)».[30]Не последнюю роль играл и офицерский состав запасных подразделений, куда «посылали людей, которые не могли выполнять командные функции на фронте. Большей частью это были совершенно выдохшиеся и больные старики»[31]
либо офицеры запаса. Последние, не будучи профессиональными военными, в большинстве своем почти с самого начала войны всеми силами старались избежать боевых действий[32] и были близки по настроениям к подчиненным. Такие командиры не умели и не желали ни воспитывать боевой дух, ни удерживать солдат в повиновении во время революции и в дальнейшем.Войска быстро теряли управляемость, ибо в первые дни революции офицеры вообще бездействовали. При этом, как вспоминал А. Ф. Керенский, почти каждая часть считала чуть ли не обязательным ритуалом появление возле Таврического дворца. Выразив ликование и верность революции, войска и министры расставались,[33]
но Временное правительство быстро почувствовало неустойчивость и непредсказуемость поддержки со стороны столичного гарнизона и свою полную зависимость от него.В первые же мартовские дни, когда власть еще опасалась похода на столицу войск с фронта, был сделан шаг, предопределивший дальнейшее развитие ситуации. Публикуя «Основания» своей деятельности, кабинет министров включил в них пункт: «Неразоружение и невывод из Петрограда воинских частей, принимавших участие в революционном движении».[34]
Кроме того, закреплялась и недопустимость введения в столицу новых частей. Тем самым заключалось форменное соглашение с гарнизоном, в результате чего политики надеялись обеспечить себе более прочную опору, а солдаты получали гарантии реализации стремления остаться в тылу. Военный министр Гучков, не участвовавший в обсуждении этого документа, оценил его крайне негативно, заявив, что теперь гарнизон «будет держать нас в плену».[35]Бессилие Временного правительства оказалось изначальным: с одной стороны, оно понимало опасность, заложенную в «пакте» с солдатскими массами, с другой, — находясь под их контролем, не могло не исполнять выдвигавшихся требований.