Офицерский корпус Добровольческой армии: Социальный состав, мировоззрение 1917-1920 гг

Перед штурмом Харькова командир Сводно-стрелкового полка полковник Г. Х. Гравицкий прямо заявил подчиненным: «Вот, ребята, возьмем Харьков, — все должны приодеться. Тряхните жидами и буржуями, и они вас оденут».[661] Естественно, в добровольческой массе это встречало однозначное. {так в книге —?} Позднее в Харькове лица в дроздовской форме под видом обыска совершали налеты на богатые квартиры. Сочувствующий белым очевидец предполагал, что действовали переодетые грабители,[662] хотя не менее вероятно участие настоящих офицеров. Изначально нищая, полуголодная армия видела несогласие деловых и финансовых кругов, благоденствовавших за ее штыками, оказать малейшую материальную поддержку — и никоим образом не желала роли «наемников буржуазии». Правда, реальность не всегда соответствовала этим искренним пожеланиям.

Традиционный для русской армии антисемитизм в добровольческой среде имел неоднозначное воплощение. Массовые еврейские погромы совершались в основном казаками, а не добровольцами.[663] Экстремисты, убежденные, что «негодяя еврея следует убить уже за одно то, что он еврей, если он даже не виновен ни в чем другом», были в Добровольческой армии немногочисленны, и сами, даже встречая их враждебные выходки, часто ограничивались только издевательским хулиганством. Например, офицеры заказали обед, оплатили его, но не получили, причем хозяева корчмы действовали вполне преднамеренно. В ответ дроздовцы «всего лишь» осквернили еврейскую пасху, связали всех обитателей дома и заперли на ночь, предварительно напоив касторкой. При этом старший офицер признавал, что «это — мальчишество, и притом мальчишество очень низкой марки и очень дурного тона. Может быть, да. Но… моим «мальчикам»… слишком часто приходится играть роли трагических персонажей, так что иногда, изредка, переменить амплуа на комическое — ничего».[664] Характерно, что в данном случае начальник вполне понимал необходимость психологической квазиразрядки и принимал ее как должную. Иной раз офицеры специально выискивали среди пленных евреев, забирали их якобы на пополнение, а на деле убивали, предварительно выпоров шомполами; но такие проявления встречали негативную оценку со стороны большинства.[665]

Грабежи же, нередко сопровождавшиеся разгромом лавки или мастерской, а то и убийствами, все равно в первую очередь обрушивались на евреев. Особенно отличались в этом смысле кавалерийские части, офицеры которых вполне спокойно признавали наличие обычая «потрошить жидов»,[666] в частности, у изюмских гусар и 2-го Офицерского конного Дроздовского полка, причем порой дело доходило до вооруженных стычек между эскадронами за преимущество в разграблении мало-мальски зажиточного еврея.[667] Причиной антисемитского взрыва являлись как нравственное огрубление и привычка к насилию вообще, так и поиск врага-инородца, свойственный националистическим движениям, и действительно крупная доля евреев среди большевистского руководства. Не случайно Деникин приводил целую соответствующую статистику.[668]

Неуклюжая антисемитская агитация ОСВАГа часто упоминается как слабость белых, а между тем в гражданских учреждениях ВСЮР работало множество евреев, хотя очевидец писал: «Всюду и везде усиливается настроение против жидов. Самые либеральные круги с пеной у рта ругают их, накапливается электричество, в воздухе пахнет грозой, а между тем в Красном Кресте и в отделе пропаганды этих господ набирается все больше и больше. Чем же это объяснить?».[669] На фоне указанных настроений офицерство выглядит вполне в своей стихии, лишь реализуя то, о чем другие просто говорили.

Отметим, что наиболее рассудительные и дальновидные командиры понимали грозность симптома антисемитизма. Во время похода на Дон Дроздовский — как он сам признавался, «рожденный, убежденный юдофоб» — предотвращал погромы, сурово карал бандитов и погромщиков по всему пути следования, чем завоевал благодарность и даже радушие в проходимых местечках.[670]Начальник 2-й кавалерийской дивизии полковник И. Г. Барбович активно боролся с насилиями над еврейским населением, подвергая виновных наказаниям и вешая зачинщиков.[671] Грозный командир 1-го армейского корпуса Кутепов изымал антисемитские издания и решительно расстреливал даже офицеров-первопоходников, очень трезво заявляя при этом: «Сегодня громят евреев, а завтра те же лица будут громить кого угодно другого».[672] К таким действиям начальников побуждало не столько нежелание конфликта с населением, сколько опасение окончательной деморализации подчиненных.