Офицерский мятеж

Впрочем, в этом случае люди умрут не от старости — от голода. Набитый мертвецами корабль еще долго будет по инерции тащиться меж звезд. И лишь долговечные разведроботы с уже никому не нужной информацией когда–нибудь попадут в юнитские владения, если те еще сохранятся.

Чтобы оторваться от преследователей, надо было придумать некий безумный кульбит. Ничего не придумывалось, и Петр решил созвать корабельный совет в кают–компании.

В тесноватой, но уютной кают–компании горели бра, стилизованные под керосиновые лампы. Стены по низу были облицованы панелями из мореного гаршеля — дерева ценной породы с планеты Лимпопо. Поверху они были покрыты тиснеными обоями цвета морской волны с золочеными крабами, трилобитами, морскими коньками и парусными кораблями. Вдоль стен разместились кожаные диваны, в центре стоял длинный обеденный стол.

На полу кают–компании был расстелен короткошерстный ковер из Парфии с подробным изображением битвы при Абукире. Британские линкоры стояли на кормовых якорях, взяв французов «в два огня», и расстреливали эскадру Брюэса. Почему парфянские ткачи забыли о пресловутой юнитской толерантности, понять еще можно. Но куда смотрело флотское начальство во время приемки корабля?

Ожидая офицеров, командир фрегата сел на полосатый кожаный диван, откинулся на мягкую спинку — и отключился. Сказалась череда бессонных суток. Ему перестали помогать взятые в санчасти стимуляторы — те самые, вредоносные, что так сокращают человеческую жизнь.

Петр по–прежнему оставался в кают–компании, но был уже не один. Теперь рядом с ним на диване восседали пятнистый осьминог с головой адмирала Кобурна. Вернее, это была ее дурная копия. Она имела провисшую кожу на шее и щеках, вывороченную нижнюю губу и большущие уши.

— Зачем тебе неприятности, Пиотр? — голосом адмирала Кобурна осведомился осьминог и протянул к военмору длинное липкое щупальце.

Сухов не удивился такому соседству, но фамильярностей он не терпел и отстранился. Почувствовав неприязнь, собеседник втянул щупальце в недра студенистой туши.

— Ты хочешь вернуться домой, Пиотр? Хочешь или нет?

— Что вам от меня надо? — спросил Петр.

— Ты сам знаешь. Зачем задавать глупые вопросы? — укоризненно проговорил осьминог. — Отдай нам железяк и ящик — и убирайся на все четыре стороны.

— Вы убьете роботов? — спросил Петр, чтобы выиграть время.

— Упаси боже! — Осьминог поводил пальцем перед носом у военмора. Похоже, он был искренне возмущен столь вопиющими подозрениями. — Мы лишь подотрем ненужные воспоминания и вернем этих голубчиков к тебе на корабль. Ну и чемодан, разумеется, стерилизуем. Всего–то дел. Мы же не убивцы какие–нибудь.

Сухов не собирался отдавать этому монстру разведроботов, но он по–прежнему не знал способ оторваться от погони и спасти фрегат.

— А если я откажусь?

— Придется потопить «Котлин». Как нам ни жаль, — посетовал осьминог.

Упершись руками в сиденье, капитан третьего ранга попытался встать с дивана. Это оказалось нелегким делом — задница прилипла к сиденью, словно оно было клеем намазано. Наконец Петр поднялся на ноги. И объявил своему жутковатому собеседнику:

— Если вы все сказали, я вынужден откланяться. Честь имею.

— Погоди, морячок, — остановил его осьминог мановением щупальца. — Очень уж не хочется, чтобы этот наш разговор стал последним. Давай поднатужимся и найдем какой–нибудь компромисс. Сможем — как думаешь?

Петр пожал плечами. Компромисс? Или ловушка для дурака? Нужно выспаться. Просто ему нужно выспаться. Хотя бы одну вахту. Тогда дельные мысли появятся сами собой.

— Ну, например… — словно бы додумывая на ходу, начал медленно говорить осьминог. — Мы подотрем записи в чемодане. И все. А роботы… пусть они сами подскоблят себе память. Они это умеют. Да, будет очень досадно получить пустышки. Но не тебе — юнитской разведке. Ты спасешь свой корабль и экипаж. Родных тебе людей. Тех, кто всецело тебе доверяет, тех, кто зависит от тебя.

— И как мне жить, зная, что я предал человечество?

— Ты будешь жить долго и счастливо — зная, что спас родной экипаж. И в каждой улыбке их матерей, в каждом рожденном младенце, в каждом поцелуе их жен ты будешь видеть свою окончательную правоту.

Капитану третьего ранга стало тошно. Хаарец слишком хорошо знал слабые места людей. А вот люди совсем не знали своего врага.

…Петр Сухов проснулся весь в поту. Встал с койки, подошел к умывальнику. «Надо же присниться такому бреду!» — подумал он, ополоснул лицо ледяной водой. Правда, в глубине души военмор понимал: гость привиделся ему неспроста.

И тут командир «Котлина» спохватился: «Я же был в кают–компании, ждал офицеров на военный совет. А теперь я в своей каюте. Что происходит?!» А происходило все то же — сон продолжался.

В ногах на койке сидела скользкая карикатура на адмирала Кобурна и с удовольствием ковыряла в носу. Добытые козявки хаарец наклеивал на вывернутую нижнюю губу.

— Мы все обговорили, — с отвращением произнес капитан третьего ранга. — Что вам еще надо?

Ему хотелось сбросить эту мразь с койки и пинком вышвырнуть в коридор. Но военмор помнил о возможных последствиях и терпел.