Офицерский мятеж

Кавторанг Сухов не участвовал в сегодняшнем голосовании. Принципиально. Он мало кого знал из кандидатов в Имперский Совет и не хотел выбирать кота в мешке. И даже тех соплеменников, о ком он слышал, выбирать не хотелось. Во власти люди слишком быстро меняются. Голосуешь за одного, глядь — а это уже совсем другая особь. Был человек как человек, а стал — скользкий тип… Политика вообще грязное дело. И люди, если хотят остаться чистыми, в политику не лезут. Это военмор знал с детства.

По широкому коридору под чередой хрустальных люстр мимо него то и дело проносились вышколенные официанты с подносами, которые были прикрыты силовыми крышками, бдительно-сосредоточенные контрразведчики в штатском (Петр узнавал их по характерному выражению лица: я при исполнении). Еще по коридору бегали взмыленные клерки — с пластиковыми урнами для тайного голосования и сканерами для подсчета голосов. Кибер-носильщиков в этом здании явно не жаловали. То ли диверсии боялись, то ли не умели с ними обращаться…

С утра над городом сгустились тучи, но обещанного синоптиками дождя все не было. Грязно-серые тучи клубились, быстро катясь от горизонта к горизонту. Этаж был довольно высокий, и лежащий у подножия Белого дома кусочек Москвы был виден как на ладони. Тесно уставленные магазинами, публичными домами и дешевыми гостиницами улицы старого города. Пробивающиеся сквозь толпу народа яркие пятна велорикш. Увешанная светящимися иероглифами торговой рекламы Пресня казалась одним из тысяч чайна-таунов, которые покрывали добрую половину Старой Земли. А над крышами домов, утыканных антеннами тахионной связи и украшенных сигнальными огнями, неслись нескончаемые потоки флаеров и глайдеров. Они летели в разных направлениях, объединенные в десятки разновысотных эшелонов, и не сталкивались, казалось, лишь каким-то чудом.

Петр Сухов второй раз в жизни оказался в древней Москве, и она произвела на него противоречивое впечатление. С одной стороны, Кремль с Большим губернаторским дворцом, Красная площадь с заколоченным Мавзолеем, покосившийся собор Василия Блаженного, Лобное место, где по традиции казнили проворовавшихся столичных мэров, монументальные руины Московского университета и мрачный Путинский замок с островерхими башнями. Это все памятники давно ушедших эпох, символы невозвратного величия Российской империи.

С другой стороны — бесконечные торговые ряды, где круглые сутки не смолкают ханьские и тюркские диалекты, Бульварное кольцо с его двенадцатью мечетями и частоколом минаретов, ларьки с электронным кокаином, стоящие на каждом углу, и наконец варьете «Большой театр» с сотнями голых танцовщиц и танцоров. Что могут они породить в русском человеке, кроме гнетущего ощущения чужеродности?

Белый дом, прикрытый зенитными батареями и барражирующим звеном стратосферных истребителей, каменным утесом возвышался над пеной мирской суеты. Сейчас он сам кипел — но уже от политических страстей. Вселенский Собор, созванный неизвестно кем и по непонятно какому принципу, именно в эти судьбоносные часы решал архиважную задачу: спустя шесть темных веков возрождал Российскую империю. И во главе нового государства на первых порах должен стоять совершенно удивительный орган — Имперский Совет.

— Петр Иванович, вас просят пройти в зал, — раздался бархатный голос.

К Сухову подошел солидный господин в отлично сшитом сером костюме с золотым двуглавым орлом в петлице — их выдавали на входе в Белый дом. Хватило, разумеется, не всем. Кавторанг положил свой значок в карман.

— Уже выбрали, любезный? — осведомился Сухов, спрыгнув с подоконника.

Господин, манерами и лицом похожий на короля лакеев, кивнул:

— Точно так, господин капитан второго ранга.

Два дюжих охранника в штатском, стоящие у дверей зала, вытянулись. Сухов неторопливо зашел в огромный, залитый светом хрустальных люстр зал. Ряды кресел спускались вниз, к большущей сцене. На ней стоял длинный стол, застеленный пурпурной тканью. Над ним вился на ветру огромный желто-черно-белый стяг — официальных цветов Российской империи. Чрезвычайно убедительное и при этом драматически напряженное изображение.

В президиуме сидели пятеро внушительных мужчин со знакомыми лицами. Но ни одного имени Сухов, как назло, вспомнить не смог. Все они время от времени мелькали в новостях — на совещаниях, торжественных приемах или светских раутах, все они были стопроцентно русскими, но при этом бесконечно далекими от своего народа.

Делегаты Вселенского Собора уже не сидели, равномерно распределяясь по десяткам поднимающихся амфитеатром рядов. Собравшись кучками, они что-то шумно обсуждали.

Петр не стал уходить далеко от входа, прислонился к стене. Минуты три на него никто не обращал внимания. Затем люди стали оборачиваться, указывать на него собеседникам. Гул голосов усилился. Потом в зале раздались единичные, робкие аплодисменты.

— Что, собственно, случилось? — спросил кавторанг у солидного господина, который остался стоять рядом с ним.