Офицерский романс. Песни русского воинства

На примере трансформации песен можно коснуться очень важного для России идеологического вопроса. Оказавшись после революции, собственно говоря, оккупированной чуждой, иноверной идеологией, несмотря на все попытки, Россия сбросить ее не смогла. Причина состояла в том, что идеологией этой, заразительной по самой своей сути, оказались захвачены широкие массы народа. Формы же борьбы с народом были чудовищно жестокими. Остался самый трудный путь путь медленного изживания коммунистической ортодоксии. Коварство ситуации состояло еще и в том, что последователи этой идеологии, когда страна оправилась после Великой Отечественной войны, навязывали такое представление, что Россия, мол, достигла своего экономического могущества благодаря этой ортодоксии, а не несмотря на нее, не в мучительной борьбе с ней, медленно возвращаясь к своим исконным, народным, православным ценностям, хотя и в чешуе этой самой ортодоксии.

Коснуться этой долгой социально-духовной борьбы тем более необходимо, что после тихого «демократического» завоевания России, разрушения ее экономики и подавления ее культуры нам, по всей вероятности, предстоит именно такой путь. И тут опыт предшествующего преодоления, старательно скрываемый, постоянно возвращающий нас к старому, уже, по сути не существующему противостоянию «белых» и «красных», очень важен.

Если что и поражает в нынешней, подзатянувшейся смуте, в которую снова пала Россия так это вроде бы беспричинность и неожиданность происшедшего. Впрочем, это совсем даже и не ново. Василий Розанов писал в «Апокалипсисе нашего времени»: «Русь слиняла в два дня. Самое большое, в три. Даже «Новое время» нельзя было закрыть так скоро, как закрылась Русь. Поразительно, что она разом рассыпалась вся, до подробностей, до частностей».

Но как потом оказалась, вовсе и не «слиняла», а ушла в себя, перемогла беду, трудно преодолевая чуждое ей миропонимание и образ жизни. И перемогла ведь! Но как только перемогла, тут же был объявлен поход против того, что она уже изжила… Зачем? Да чтобы ни на минуту не оставлять ее в покое. И нынешнее мгновенное падение, «исчезновение» России тоже, будем надеяться, не исчезновение ее…

Вслушиваясь в эту новую, ничем не обусловленную революцию, обнаруживаешь странное, поразительное ее свойство среди ворохов мертвых слов, носящихся по улицам, истошно выкрикиваемых с эстрады, угрюмо молчащих на плакатах, листовках и прокламациях, не находишь слов живых. Это опять дурно пахнущие, «как в улье опустелом» пчелы, мертвые слова… Словно опять свершилось прорицание М. Цветаевой: «Нету лиц у них и нет имен, ― Песен нету…» Какая-то слепая, духовно обреченная сила снова взяла верх, подавляя человеческие души.

Собственно говоря, та трагедия русской армии начала века во многой мере и определила характер офицерского романса вплоть до сегодняшнего дня. Она, кажется, единственно и поддерживала его на протяжении долгого времени. Одной тоской об ушедших и якобы безоговорочно прекрасных временах не объяснишь того, почему о них пели и поют родившиеся уже в совсем другую эпоху, кто знает о тех временах лишь понаслышке. А может быть, все гораздо проще ― делалось все для того, чтобы офицерство не превратилось в профессиональную корпорацию со своим кодексом чести, товарищества, со своим достоинством, каковым оно и было в России. Умаление человеческой личности не могло не проникнуть и сюда. Не имея никакого иного нравственного и духовного обоснования профессиональной общности, своей в добром смысле идеологии, брали напрокат то, что уже было. Именно этим можно объяснить тот удивительный, феноменальный факт, почему столь стойкими в офицерской среде оказались «белогвардейские» песни и романсы. Не собственно песни той поры, их-то мы менее всего знаем, но тема белого офицерства уже в новых и новых песнях и романсах.

В связи с этим удивительна судьба песни из кинофильма «Таинственный монах» ― «Напишу через час после схватки…» (Стихи М. Танича, музыка Н. Богословского). Прозвучавшая в конце шестидесятых годов, по замыслу авторов фильма, она вроде бы должна была подтвердить обреченность Белого движения и торжество революционного миропорядка, по произошло нечто противоположное. Песня, наоборот, пробудила симпатию к офицерству, до того словно дремавшую где-то в самых потаенных глубинах души. Она стала столь популярной, что и до сих пор живет в курсантской, офицерской среде, переписывается в блокноты и записные книжки… И теперь еще можно услышать среди курсантов эти томящие душу слова:

Нас уже не хватает в шеренгах по восемь,
И героям наскучил солдатский жаргон.
И кресты вышивает последняя осень
По истертому золоту наших погон.