Офицеры-2

— Женечка, родная моя, я ничего сейчас не знаю — что со мной будет, куда поеду. Дай мне время, хотя бы год дай мне. Я выкарабкаюсь из дерьма, в котором сейчас оказался, и вернусь за тобой. И верь мне. Ты у меня единственная, другой мне не надо

В тот же вечер Шуракен уехал к себе в леспаркхо-зовский поселок.

Черная «Волга» главы местной администрации — школьного приятеля Шуракена — с трудом втиснулась во двор и заняла все свободное пространство. Поэтому принадлежащий начальнику районного отделения внутренних дел белый космический «форд» с «елкой» на крыше и «вольвешник» директора леспаркхоза приткнулись в распахнутых воротах. Власть съехалась на большую поселковую гулянку по случаю возвращения Шуракена.

Клавка, мать Шуракена, выставила на стол все достояние своего погреба и, конечно, самогон. В поселковом магазине «Колосок» она отоварилась изрядным количеством отечественной и зарубежной выпивки, но знала, что казенная продукция пойдет в оборот, когда уже станет все равно, что пить, потому как натуральный продукт — он всегда лучше.

За столом было тесно, но, как известно, в тесноте, да не в обиде. На одно из почетных мест Посадили недавно появившегося при начавшей ремонтироваться церкви молодого батюшку с лицом аспиранта МГУ и русыми кудрями до плеч. Местная власть расположилась в верхнем конце стола рядом с виновником торжества. Справа от Шуракена присела мать. А место слева почему-то оставалось свободным.

Вчера Костя привез Шуракена домой на «уазике» Командора. Из своих странствий Шуракен вернулся налегке: в руках он держал спортивную сумку, в которой ворочался Дуст — щенок, подаренный Командором на прощание. На подъезде к леспаркхозовскому поселку Шуракен увидел то, чего и в помине не было, когда три года назад он приезжал навестить мать перед отбытием в Сантильяну. Нелепые сооружения из красного кирпича, сомкнувшись в тесные стаи, подгрызали лес с разных сторон. Это удивило Шуракена, потому что он помнил прежние порядки леспаркхоза, охранявшие буквально каждое дерево. Поселок остался прежним, только некоторые дома заметно похорошели. А другие — заметно поплохели в том числе и дом матери.

Гулянка набирала обороты. Место слева от Шуракена по-прежнему пустовало, и кое-кто из холостых бабенок поглядывал на него уже с явным вожделением. Но ни одна не решалась встать и пересесть туда. Причина их робости заключалась в том, что они знали, кому оно предназначено.

Гости радостно загомонили при виде огромной дымящейся кастрюли, доверху полной вареников, которую Клавка внесла с кухни.

— Ты к нам надолго? — спросил Шуракена бывший школьный приятель Славка Морозов, ныне глава местной администрации.

— Получается, вроде надолго, — уклончиво ответил Шуракен.

— Давайте, тетя Клава, валите, валите больше, я уж давно домашнего не ел, — отвлекся Морозов, которому хозяйка начала накладывать на тарелку вареники. — Слушай, — он опять повернулся к Шуракену, — че я тебе скажу, пока трезвый. Зайди завтра ко мне, подумаем, куда тебя пристроить.

— Разберемся…

Шуракен поднял голову и вдруг увидел Нинку. Она вошла в комнату. Среди звуков застолья раздался уверенный стук каблуков. Голоса начали стихать, и постепенно в комнате наступила тишина.

Надменно откинув голову в пышно взбитых кудрях, хозяйка поселкового магазина «Колосок» направилась к ожидавшему ее месту рядом с Шуракеном. По поселковым понятиям Нинка была баба манкая, но давно уже никто не видел ее в таком парадизе. Наверное, не для кого было выставлять товар лицом. Бабы вытаращили завистливые глаза на неописуемой красоты бирюзовое платье из турецкой ангоры с гипюровыми врезками на груди и рукавах. Мужичье заволновалось, всем нутром почувствовав то, чем было наполнено платье. Грудь Нинки, высоко задранная бесстыжим заграничным лифчиком, так и лезла наружу, распирая гипюровые загогулины.

Первыми очухались холостые бабенки. Они разом возобновили болтовню, давая понять, что ничего особо интересного не произошло. Ну накрутила крашеные космы, ну обтянула лошадиный зад турецкой ангорой — любая так может.

Молодой батюшка улыбнулся нежными губами и откинул упавшую на лоб прядь. В голубых глазах засветилось интеллигентское поэтическое восхищение натуральной русской женщиной.

Самоуверенную физиономию главы местной администрации обдало жаром. Он поспешно уткнулся носом в тарелку с варениками. В девятом классе он уговорил Нинку пойти погулять под яблони и там, мелко дрожа всем телом, бросился ее целовать. Она вроде не возражала, но, как только он неумелой рукой полез под юбку, вырвалась и дала здоровую плюху.

Клавка окинула Нинку особенным взглядом.

— Проходи, Нина, — сказала она. — Садись, вон рядом с Сашей как раз место есть.

Нинка села. От нее шел густой запах духов. Замысловатые узоры гипюровой вставки на груди были обильно расшиты стеклянными блескушками. Из-за их алмазного мерцания и душного запаха крепких духов Шуракен как будто ослеп. Он смотрел, но не узнавал Нинку.

— Ну здравствуй, Саша, давно не виделись, — сказала Нинка.

— Здравствуй, Нина, а ты изменилась, просто не узнать.