Ставр уже не соображал, сколько времени он сидит в карцере. Может, сутки, а может — неделю. Когда лагерь был военной базой, это помещение использовалось как арестантское, соответственно оно и было оборудовано: ничего, кроме серых бетонных стен в зловонных потеках мочи. Под низким потолком имелось узкое отверстие, позволявшее просачиваться внутрь скудным порциям дневного света. Воздух оно почти не пропускало. От духоты и жары Ставр все время был в поту. Голова разламывалась от боли. Временами он отключался, проваливался в тяжелую бредовую сумятицу.
Когда охранники привели его сюда и Хиттнер сам открыл дверь, Ставр заглянул в вонючую душегубку и заявил, что не войдет туда.
— Нет, войдешь, — ответил Хиттнер. — Войдешь, потому что у тебя нет другого выхода. От тебя кровью пахнет, и, если ты вернешься в казарму, они порвут тебя на куски. Ты кишки свои с пола собирать будешь, понял?
Сейчас Ставр думал, что лучше бы Хиттнер его сразу расстрелял или позволил вернуться в казарму, тогда все кончилось бы быстрее и не столь омерзительно.
Ночью, сидя на полу в кромешной тьме, Ставр услышал, как поворачивается в замке ключ и гремит засов.
«Все! — вспыхнуло в голове. — Но почему ночью? А-а-а… здесь все происходит ночью».
В нем взметнулась бешеная ярость. Если бы его поставили к стенке сразу после того, как он убил Буффало и был еще пьян от крови, высокомерия и злости, а гордость его не была унижена скотским пленом, Ставр спокойно принял бы смерть, и у него нашлось бы мужество засмеяться. Но теперь в нем накопилось столько ненависти, что он уже не мог покориться обстоятельствам. Ставр решил, что теперь и Хиттнер, и прочий сброд надолго запомнят, во что им обойдется его смерть. Долго будут помнить. Все, кто жив останется.
Дверь открылась. Сразу вспыхнул луч фонарика. Метнулся по стенам, нащупывая Ставра, и ослепил его.
— Давай выходи, — произнес голос Хиттнера.
Защищая глаза от яркого света, Ставр тяжело поднялся с пола. Пролезая в дверь, он намеренно горбился и шатался. Но Хиттнер, очевидно, уже слишком хорошо представлял, с кем имеет дело.
— Давай без глупостей, — предупредил он. — Не в твоих интересах сейчас устраивать шум.
Хиттнер погасил фонарь. Осмотревшись в темноте, Ставр с удивлением обнаружил, что, кроме Хиттнера, больше никого нет. Странно, человек с его репутацией, кажется, заслуживает эскорт по крайней мере из пяти охранников с автоматами.
— Спокойно, Ставр, отдышись пока, я закрою дверь. На вот, глотни джину. Это здорово успокаивает нервы.
Хиттнер сунул Ставру флягу и преспокойно повернул ключ в замке арестантской.
— Идем, — сказал он.
— Куда? Меня расстреляют?
— Тебя это беспокоит? — рассмеялся Хиттнер, похоже, он был в очень хорошем настроении. — Ты видел, как расстреливают? Самое неприятное в этом деле, что человек дьявольски живучая скотина. В нем сидит десять — двенадцать пуль, а он корчится, весь в крови, и скребет ногтями землю. Иногда это продолжается довольно долго. Но ты не нервничай, обычно я ставлю поблизости кого-нибудь из моих парней с пистолетом, чтоб сразу выстрелил в затылок. Вот только похорон с воинскими почестями я тебе обещать не могу. Ты же так и не сказал, кто ты. А теперь у меня есть основания думать, что никаких воинских почестей тебе вообще не полагается, потому что таких, как ты, сжигают в полиэтиленовом мешке в крематории для животных.
— Ты или спятил здесь, Хиттнер, или намеренно выводишь меня из себя.
— Не угадал, просто хотел поболтать с тобой напоследок. Может, тебя и расстреляют, но не здесь и не сейчас. Ты улетаешь из лагеря, за тобой прислали вертолет.
— Какой вертолет? Хиттнер, не пори мне мозги, я зол, и мне не до шуток. Кто, мать твою, прислал за мной вертолет?
— Этого я не знаю. За тебя заплатили, остальное меня не касается, не имею привычки задавать лишние вопросы.
— Я знаю, что ты вербовщик, Хиттнер. Ты продал меня?
— Да, а что?
— Кому, черт возьми?
— Пораскинь мозгами, может, сам догадаешься, кто захотел выложить за тебя денежки. А мне так на это наплевать.
За конторой Хиттнера стоял тот самый джип, радиатор которого Буффало продырявил, стреляя в Ставра. С тех пор машину починили.
— Садись, — приказал Хиттнер. — До того места, где ждет вертолет, нам еще ехать полчаса.
Залезая в джип, Ставр вдруг заметил, что на заднем сиденье кто-то есть. Присмотревшись, Ставр узнал Дренковски.
— Что это значит, твою мать? — повернулся он к Хиттнеру. — За него тоже заплатили?
— Нет, за него не платили. Но он сказал мне о тебе одну вещь, благодаря которой я выгодно сбыл тебя с рук. Поэтому Дренковски может убираться к чертовой матери. Таков был уговор.
— Ребята, с вами становится все интересней. — Ставр снова повернулся к поляку: — Ну давай, Дренковски, объясни, что же ты сказал обо мне Хиттнеру?
— Потом, — категорично заявил Хиттнер. — В вертолете у вас будет сколько угодно времени для выяснения отношений.